"Фазиль Искандер. Дядя Сандро и раб Хазарат (рассказ)" - читать интересную книгу автора

Бедная Грета, говорит она. Забыл сейчас, как по-немецки.
Ер либт, говорю, ер либт Грета!
Я, я, говорит она и что-то добавляет, из чего можно понять, что он
любит, но страх сильней.
Майор папир? спрашивает она и показывает рукой, мол, написал донос.
Немцы хорошо все пони мают.
Я опять пожал плечами, а потом показываю на дверь, говорю:
Ер ист кранк... Он больной, значит.
Да говори ты прямо по-русски! перебил его дядя Сандро. Что ты обкаркал
нас своими "кар! кар! кар!"?
Так я лучше вспоминаю, сказал Кемал, поглядывая на дядю Сандро своими
невозмутимыми воловьими глазами.
Ну ладно, говори, сказал дядя Сандро, как бы спохватившись, что, если
Кемал сейчас замолкнет, слишком много горючего уйдет, чтобы его снова
раскочегарить.
Да, м-м-м, замыкал было Кемал, но довольно быстро нашел колею рассказа
и двинулся дальше.
Одним словом, я еще надеюсь, что он одумается. На следующий день
встречаю его и не узнаю. За ночь почернел.
Что с тобой? говорю.
Ничего, говорит, просто не спал. Как Грета?
Ждет тебя, говорю, я сказал, что ты болен.
Она поверила?
Она да, говорю, но сестра догадывается.
Лучше сразу порвать, говорит, все равно я жениться не могу, а чего
резину тянуть?
Глупо, говорю, никто и не ждет, что ты женишься. Но пока мы здесь, пока
мы живы, почему бы не встречаться?
Ты меня не поймешь, говорит, для тебя это обычная гулянка, а я первый
раз полюбил.
Тут я разозлился.
Мандраж, говорю, надо называть своим именем, нечего выпендриваться.
И так мы немного охладели друг к другу. Я еще пару раз побывал у наших
подружек и продолжаю врать Греточке, но чувствую, не верит и вся истаяла.
Жалко ее, и нам с Катей это мешает.
Мне и его жалко. Он с тех пор замкнулся, так и ходит весь черный. А
между тем нас никуда не тянут. И я думаю: майор оказался лучше, чем мы
ожидали. Через пару дней подхожу к Алексею.
Слушай, говорю, ты видишь, майор оказался лучше, чем мы думали. Раз до
сих пор не капнул, значит, пронесло. Я же вижу, ты не в своей тарелке. Ты же
гробанешься с таким настроением!
Ну и что, говорит, неужто ребята, которых мы потеряли, были хуже, чем
мы с тобой?
Ну, думаю, вон куда поплыл. Но виду не показываю. Мы, фронтовики, такие
разговоры не любили. Если летчик начинает грустить и клевать носом того и
жди, заштопорит.
Конечно, нет, говорю, но война кончается. Глупо погибнуть по своей
вине.
Вдруг он сморщился, как от невыносимой боли, и говорит:
Кстати, можешь больше не врать про мою болезнь. По-моему, я ее видел