"Фазиль Искандер. О, мой покровитель!" - читать интересную книгу автора

рукопись и покинул кабинет. За дверью я на секунду прислушался, звякнет ли
по этому поводу телефон, но он молчал.
Все еще разгоряченный разговором с Альбертом Александровичем, я вошел в
приемную главного редактора. Его секретарша улыбнулась мне и сказала:
- Я влюблена в вашего Виктора Максимовича. Ничего не меняйте!
Обдав меня духами и свежестью надежды (народ за меня!), она вошла в
редакторский кабинет. Через минуту вышла оттуда и пригласила меня.
Старый пират сидел за огромным столом и посасывал пустую трубку. Он
крепко пожал мне руку и усадил напротив себя.
Как я догадывался, его некоторые симпатии ко мне были вызваны тем, что
он себя считал признанным стилистом, а меня - продолжателем своего дела. Мне
это не очень нравилось, но я не возражал. Для стилиста он слишком много
написал такого, что требовало для приведения в порядок другого, способного
краснеть стилиста. Мой действительно любимый стилист плохо кончил еще до
того, как его расстреляли. Кроме всего, я никак не мог примириться с мыслью,
что логика хорошего стилиста должна с трагической неизбежностью стремиться к
чистому листу бумаги. Меня не устраивал пафос сжатия слов до их полного
исчезновения.
Я положил рассказ на стол. Он с деликатной небрежностью просмотрел
замечания Альберта Александровича и успокаивающе пригладил последнюю
страницу.
- Все это ерунда, - сказал он, - я сегодня же отправлю рассказ в набор.
Но я одного не пойму, как вы, стилист, дали себя втащить в этот альманах
литературных разбойников?
Я промолчал. Спорить было бесполезно. Он произнес еще несколько
трафаретных слов по этому поводу, но, видя, что я не поддерживаю тему,
замолчал. В конце концов он где-то наверху мог сказать, что провел с автором
идейную работу. Потом он вскочил, вытащил из сейфа бутылку французского
коньяка и два стакана.
- Выпьем за конец опалы, - сказал он, разливая коньяк по стаканам с
аптекарской точностью. Я подумал, что в этом и есть суть его стиля. Не
успели мы пригубить стаканы, как в кабинете появился Альберт Александрович.
- Вдохновителя вашего рассказа как раз не хватало, - насмешливо сказал
редактор и, достав третий стакан, налил в него ровно столько, сколько нам,
не глядя в наши стаканы. Хорошая память тоже входила в основу его стиля.
Значит, мой Покровитель успел солгать, что он вдохновил меня на этот
рассказ. Он знал, что я его не буду разоблачать, и он был прав. Но уж на
этот рассказ, который я сейчас пишу, действительно вдохновил меня он.
- Выпьем, - сказал редактор, - хотя мне вас никогда не догнать. Даже
если я буду пить из обеих моих туфель!
Они оба расхохотались, и я понял, что давний ночной эпизод пересказан
шефу во всех, может быть и не осуществленных, подробностях. Мы выпили, но
опала никогда не кончается триумфом. Когда я уже собирался выходить, мой
Покровитель наклонился к шефу и что-то ему прошептал. Редактор поднял голову
и сказал:
- Мы, конечно, дуем на молоко. Максимов тут совершенно ни при чем. Если
бы вы написали, что ваш герой утопил ребенка, я бы больше поверил, что это
антисоветчик Максимов. Но вы все-таки исправьте отчество вашего героя, раз
все говорят одно и то же. Напишут донос в ЦК - хлопот не оберешься.
Я был уверен, что никто этого не говорит, кроме моего Покровителя. А