"Фазиль Искандер. Эссе и публицистика" - читать интересную книгу автора

утварь.
Литература бездомья ничем не детализирует, кроме многообразия своего
бездомья, да и какие могут быть милые сердцу детали быта, когда дома нет.
Зато литература бездомья гораздо более динамична, она жадно ищет
гармонию и в поисках этой гармонии постоянно убыстряет шаги, переходящие в
побежку, а иногда, отрываясь от земли, летит.
Безумный безудерж Достоевского - и мощный замедленный ритм Толстого.
Как динамична Цветаева и как статична Ахматова! И обе - великие поэты.
Ахматова - литература дома. Цветаева - литература бездомья. И сразу, с
ранней юности, обозначилась таковой, хотя родилась и жила в уютном
профессорском доме.
Оба поэта - люди трагической судьбы. Но одна из них сразу стала поэтом
дома, а другая поэтом бездомья.
В известной мере Ахматова и Цветаева выступают в двадцатом {343} веке в
роли Пушкина и Лермонтова. И мы как бы догадываемся, что если бы не роковые
обстоятельства, Пушкин прожил бы долгую жизнь и умер бы своей смертью.
Лермонтов тоже прожил бы гораздо дольше, но трагический конец его был
предрешен.
Разумеется, в совершенно чистом виде эти два типа литературы почти не
существуют. Но как две мощные склонности они реальны. Они необходимы друг
другу и будут сосуществовать вечно.

___

В истории развития мировой культуры есть загадочные явления. Одним из
таких явлений я считаю наличие в магометанском мире великой поэзии, но
отсутствие, во всяком случае до последнего времени, великой прозы.
Мы, например, знаем, как богата персидская поэзия, но где же проза? Где
великий психологический роман?
Я думаю, дело в христианской основе европейского искусства. Хотя
Толстой писал, что все религии говорят одно и то же, но все-таки у каждой
есть свой существенный оттенок.
Христианство придает исключительную важность жизни человеческой души.
Весь человек - это душа. Или человек чистотой своей души добивается ее
бессмертия, или губит свою душу греховной жизнью, или, осознав свой грех,
через покаяние добивается выздоровления души. Христианство в своей основе в
Евангелии уже рассмотрело все комбинации душевной жизни человека и пути ее
спасения.
Христианская культура в ее литературном развитии никак не могла не
проникнуться этой основой христианской мысли. Но как выразить в рассказе или
в романе состояние человеческой души? Единственное средство - изобразить
психическую жизнь человека. Вне изображения психической жизни человека
невозможно понять его душу. Постепенно это стало литературной традицией, и в
девятнадцатом веке она достигла полного развития в европейском и русском
психологическом романе или рассказе. {344} И уже талантливые, но
атеистически настроенные писатели не могли обойтись без глубокого
изображения психической жизни человека. Таков наш Чехов. Будучи атеистом, он
чисто музыкально уловил и великолепно зафиксировал действие евангельского
сюжета на простого человека. И вся серьезная русская и европейская
литература - это бесконечный комментарий к Евангелию. И комментарию этому