"Фазиль Искандер. Школьный вальс, или Энергия стыда" - читать интересную книгу автора

с самой судьбой.
- Посмотрим,- говорил он, глядя в разинутые окна пустой
школы,- что вы скажете, когда следующего пришлем... Живы
будем, посмотрим...
- А-а, вот он,- добавлял он, увидев меня,- скажи, как
называется французская крепость, оказавшая немцам героическое
сопротивление в первую мировую войну.
- Верден! - говорил я и добавлял: - Дядя, пойдем,
бабушка ждет!
- Верден! - повторял дядя и бросал грозный взгляд на
школу.- А теперь что скажете?
- Бабушка ждет,- повторял я и тянул его за руку.
- А как называется вторая французская крепость, оказавшая
немцам героическое сопротивление? - спрашивал он у меня.
- Дуомон! - говорил я, потому что читал книгу под
названием "Рассказы о мировой войне" и мог ее в то время
пересказать довольно близко к тексту.
- Дуомон! - повторял дядюшка и пальцем грозил школе, как
бы обещая повернуть против нее все пушки Вердена и Дуомона.
Его легкая фигура, его удлиненное лицо с артистической
копной редких волос почему-то напоминали, особенно сейчас,
облик Суворова.
Иногда, прежде чем уйти домой, он заставлял меня ответить
еще на несколько вопросов или прочесть стихи Пушкина, или басни
Крылова. Среди вопросов, на которые я давал четкие ответы,
почему-то чаще всего повторялись два: "На какой остров сослали
Наполеона?" и "Какой главный город в Абиссинии?"
Обычно после этого он успокаивался и мы шли домой. Иногда
он слегка на меня опирался, и я чувствовал высушенную алкоголем
легкую тяжесть его тела. Если я успевал перехватить его еще до
того, как он вышел к школе, я его протаскивал мимо нее, не
останавливаясь, и он только успевал ей бросить через плечо:
- Посмотрим!
Реваншистские надежды моего дядюшки основывались на двух
фактах: во-первых, я уже довольно свободно читал, а во-вторых,
я однажды ответил на задачу, которую задавал ребятам нашего
двора шапошник Самуил, в то время проявлявший неукротимое
стремление к самообразованию и просветительским парадоксам.
Однажды, собрав ребят нашего двора, тех, что были
постарше, он задал им один из своих вопросов-ловушек:
- А теперь, ребята, повесьте уши на гвоздь внимания.
Сколько будет, если от тысячи отнять девятьсот девяносто
девять?
Воцарилась тишина, терпеливо ждущая явление нового
Архимеда. Нас, самых маленьких, никто не принимал всерьез, и
тем сладостней я, во всяком случае, старался найти ответ на его
хитроумный вопрос.
Помню, по самому его голосу было ясно, что ответ должен
быть самый неожиданный из всех возможных. Я знал, что тысяча -
огромная цифра, хотя смутно представлял границу ее огромности.