"Клиффорд Ирвинг. Мистификация " - читать интересную книгу автора

лежало последнее письмо от Нины, на которое я до сих пор не ответил.
- Ты должен сделать одну вещь, - сказала Эдит, а в ее янтарно-зеленых
глазах сверкал холодный, но пугающий огонь. - Ты должен написать ей.
Сказать, что все кончено и что ты больше не хочешь ее видеть.
Я попался. Путей отступления не было. Мосты сожжены. И тут я понял, что
не хочу такой определенности.
- Это ультиматум?
- Я хочу, чтобы ты сделал это, - ответила Эдит непререкаемым тоном. - А
затем я сама отнесу Письмо на почту. Ты должен.
Я сел за стол, написал письмо, запечатал его, она отнесла его вниз и
бросила конверт в почтовый ящик.

* * *

По всем стандартам после 1967 года дела у меня пошли в гору. Правда,
началось все с катастрофы, когда в декабре, через два дня после нашей
женитьбы, пожар в нью-йоркской квартире моего отца уничтожил рукопись книги
о Шестидневной войне и практически законченный черновик моего
девятисотстраничного романа. Но потом я написал "Подделку!) которая неплохо
продавалась, хотя и не совсем оправдала возлагаемые на нее надежды. Как и
большинство писателей, я во всем обвинял издательство, которое недостаточно
хорошо продвигало мой шедевр. Летом того же года у моей матери случился
удар, и пришлось срочно определять ее, парализованную, в частную клинику на
Манхэттене.
Но в глубине души я чувствовал спокойствие. В апреле 1968 года Эдит
родила мне сына. Мы назвали его Джоном-Эдмондом, а для краткости придумали
прозвище - Недски. Спустя полтора года появился на свет Барни. Я написал
сценарий и засел за новый роман. Как мне казалось, с Эдит мы проведем вместе
всю жизнь, не зная бед и опасностей; я выйду из тенистого заката своей
юности к тому, что мне представлялось спокойной зрелостью, ведь я любил свою
жену, детей, дом. Беспокойство, преследовавшее меня столько лет, наконец
отступило. Я нашел ответ. Помимо любимой жены, ждавшей от меня столь
многого, у меня была любовница, тоже любимая, и она не ждала от меня ничего.
У меня была Нина.
Письмо из Тель-Авива разлучило нас, по крайней мере, на год, пока мы не
встретились на Ибице зимой 1968 года. Притяжение между нами никуда не
исчезло, и мы решили, что такова судьба. Не обещали и не надеялись, но
дарили друг другу поддержку и радость. И себе, и Нине я постоянно твердил:
"Эдит ничего не должна знать. Эдит не должно быть больно".
Нина эхом повторяла мои слова и добавляла: "Она слишком любит тебя, и я
знаю, что ты тоже любишь ее. Будет глупостью оставить ее, а нам хорошо так,
как есть. Я не знаю, куда иду. И я не знаю, что со мной случится".
Они с Фредериком решили пожить отдельно. У него была своя собственная
квартира в Лондоне. Он усыновил ребенка от другой женщины. Это подавило в
Нине все сомнения по поводу своей независимости. Мы виделись урывками с 1968
года, стараясь не разрушить мой семейный уклад. По необходимости я убеждал
себя, что Эдит ничего не знает и не подозревает. В июле, вернувшись с
похорон отца в Нью-Йорке, я провел с Ниной три дня в ее лондонской квартире.
Единственный настоящий кризис тех лет произошел две недели спустя на
Ибице. Перемирие длилось долго; остров маленький, и у нас было слишком много