"Хэммонд Иннес. Скала Мэддона " - читать интересную книгу автора

гражданскими судами за хулиганство, воровство, поджоги, мародёрство. Многие
были преступниками до войны, попали в армию по всеобщей мобилизации, но не
изменили дурным привычкам. Некоторые, вроде меня и Берта, оказались в
Дартмуре по ошибке.
В Дартмуре меня не покидала мысль о мрачной истории этой тюрьмы.
"ДЖ.Б.Н. 28 июля, 1915-1930"- гласила одна из многочисленных настенных
надписей. Её я запомнил на всю жизнь. Я часто думал об этом человеке, ибо он
вошёл в Дартмур в день моего рождения, а вышел, когда мне исполнилось 15
лет. Камеры, тюремные дворы, мастерские, кухни, прачечные - везде витали
духи людей, которых заставили провести тут долгие годы. По странной иронии
Дартмурская тюрьма строилась в начале девятнадцатого столетия для
французских и американских военнопленных, теперь же в неё направляли
провинившихся англий
ских солдат. Постепенно я втянулся в тюремную жизнь. Я понял, что самое
главное - не оставлять времени для раздумий, занимать делом каждую
свободную минуту. Я вёл календарь, но не считал оставшиеся месяцы. Я
старался выбросить из памяти всё, что привело меня в Дартмур, не пытался
отгадать, что произошло со шлюпками "Трикалы" и почему Хэлси три недели
болтался в Баренцевом море. Я смирился со всем и постепенно успокоился. И
вообще, теперь меня интересовали не мои сложности, но география, история,
кроссворды. Всё, что угодно, кроме меня самого. Я написал родителям, чтобы
они знали, где я нахожусь, и изредка получал от них письма. С Дженни мы
переписывались регулярно. Я с нетерпением ждал каждое её письмо, по
несколько дней носил конверт в кармане, не распечатывая его, чтобы уменьшить
промежуток до следующего письма, и в то же время они пробивали брешь в броне
восприятия и безразличия, которой я пытался окружить себя. Дженни писала о
Шотландии, плаваниях по заливам и бухтам побережья, посылала мне чертежи
"Айлин Мор", то есть напоминала о том, чего лишил меня приговор трибунала.
Весна сменилась летом. Капитулировала Германия, затем - Япония. Облетели
листья с деревьев, приближалась зима. В ноябре землю запорошил первый снег.
На Дартмур наползали густые туманы. Стены наших камер блестели от капель
воды. Одежда, казалось, никогда не просыхала. Всё это время я поддерживал
постоянный контакт с Бертом. Вор, сидевший в камере между нами, перестукивал
наши послания друг другу. Он попал в Дартмур повторно - невысокий, с
маленькой пулеобразной головой, вспыльчивый, как порох. Он постоянно
замышлял побег, не предпринимая, правда, никаких конкретных шагов для
осуществления своей мечты. Он держал нас в курсе всех планов. Таким образом
он убивал время, хотя с тем же успехом мог разгадывать кроссворды.
Иногда нам с Бертом удавалось поговорить. Я помню, что в один из таких
дней он показался мне очень возбуждённым. Мы работали в одном наряде, и,
поймав мой взгляд, он каждый раз широко улыбался. По пути к тюремного
корпусу он пробился ко мне и прошептал: "Я был у дантиста, приятель. Он
ставит мне протезы". Я быстро взглянул на Берта. Привыкнув к его заваленному
рту, я не мог представить моего друга с зубами. Охранник приказал нам
прекратить разговоры.
Примерно через месяц я вновь встретил Берта и едва узнал его. Обезьянье
личико исчезло. Рот был полон зубов. С лица Берта не сходила улыбка.
Казалось, он набил рот белыми камушками и боялся их проглотить. С зубами
Берт стал гораздо моложе. Раньше я никогда не задумывался, сколько ему лет,
теперь же понял, что не больше тридцати пяти. По всей видимости, я привык к