"Ясуси Иноуэ. Охотничье ружье; Письмо Секо; Бой быков (Три новеллы)" - читать интересную книгу автора

содержания письма. Дзесукэ Мисуги в чрезвычайно учтивых и изящных
выражениях, в которых, правда, проскальзывали все те же самонадеянность и
безразличие, писал:

"Дозволено ли будет мне высказать предположение, что прообразом
человека, которого Вы описали в "Охотничьем ружье", послужила моя скромная
особа? Думаю, именно моя долговязая фигура случайно попалась Вам на глаза,
когда я в начале ноября шел на охоту в окрестностях горы Амаги. Меня глубоко
тронуло, что Вы обратили внимание на черного с белыми отметинами сеттера,
специально натасканного на фазанов, на "Черчилля", которого я получил в дар
от своего учителя в Лондоне, и даже на мою любимую трубку. Но этого мало! Вы
проникли в самую глубину моего душевного состояния - в коем и сам я не в
силах до конца разобраться, хоть и стыжусь его, - и с поразительной силой
раскрыли его в стихотворной форме. Поистине поэт обладает незаурядной
мудростью, недоступной обыкновенному человеку, и мне остается лишь склонить
голову перед Вашим великим талантом".

Дочитав до этого места, я попытался вспомнить облик того охотника,
которого месяцев пять назад во время прогулки встретил случайно на узкой
тропинке, извивавшейся в роще криптомерии у подножия горы Амаги. Но как ни
силился я восстановить в памяти его облик - ничего не получалось. Я лишь
смутно припомнил, что меня привлекло странное ощущение одиночества,
исходившее от его медленно удалявшейся фигуры. И еще - это был пожилой
господин высокого роста.
Собственно говоря, у меня не было причины приглядываться к нему. Просто
шедшего мне навстречу господина с трубкой во рту и охотничьим ружьем за
спиной окружала атмосфера необычной задумчивости, отличавшая его от
обыкновенных охотников, и, когда он прошел мимо, я невольно обернулся и
поглядел ему вслед. Он свернул с тропинки и осторожно, боясь поскользнуться,
стал подниматься по довольно крутому склону, поросшему густым кустарником. Я
проводил взглядом этого человека, думая о том, какой одинокой кажется его
фигура. Именно это ощущение одиночества я и попытался передать в "Охотничьем
ружье". Моих познаний хватило на то, чтобы понять, что следовавшая за ним
собака - отличный сеттер. Определить же марку его ружья я не мог, будучи
далек от охоты и всего с ней связанного. Лишь много позже, в ту ночь, когда
я сел писать свое стихотворение в прозе, я выяснил, что лучшими считаются
охотничьи ружья марки "ричард" и "черчилль". И потому я вооружил этого
господина прекрасным английским ружьем. По случайному совпадению у Дзесукэ
Мисуги оказалось ружье именно этой марки. И хотя он счел себя героем моего
стихотворения, тот Дзесукэ Мисуги, который явился порождением моих
размышлений, по-прежнему оставался для меня человеком незнакомым, и в ответ
на предположение отправителя письма я могу лишь покачать головой и сказать:
"Неужели?"
Письмо Дзесукэ Мисуги заканчивалось так:

"Вам может показаться странным и неожиданным то, о чем я собираюсь Вас
попросить. Передо мной сейчас лежат адресованные мне три письма. Вначале я
намеревался сжечь их, но, когда я прочитал Ваше прекрасное произведение и
узнал о Вашем существовании, мне захотелось показать эти письма Вам. Нижайше
прошу прощения за то, что нарушаю Ваш покой, но я уже отправил Вам отдельной