"Вячеслав Андреевич Имшенецкий. Тайник комиссара " - читать интересную книгу автора

потока соединятся, и мы будем отрезаны от тайги. Для нас это значит смерть.
Свою мысль я высказал вслух. Но никто, даже Мулеков, не прореагировали. Все
лежали возле своих лошадей, тяжело дышали и не могли себя заставить встать.
Тогда я громко, насколько позволил мне хриплый голос, приказал: "Будем
переправляться на тот берег". Но никто не шевельнулся. Я стал уговаривать
людей. Но все, абсолютно все молчали и на меня смотрели, как на
сумасшедшего.
Илья Холомянский, державшийся всегда бодро, здесь от усталости заснул.
Я стал его будить. Одежда на нём совершенно прохудилась. Местами видать
голое тело. "Здесь мы замёрзнем, нас зальёт вода!" Но ничего не помогало.
Мулеков тоже был против переправы. "Отдохнём, командир, идти я больше не
могу, - заявил он мне.
Я смотрю на лежащих в снегу бойцов, на покрытых инеем лошадей и не
знаю, как их заставить встать. Они понимают, что это конец. И Мулеков
понимает, что смерть всего отряда неминуема, но, видать, всему бывает
предел, человеческой выносливости тоже.
Тогда я решил показать людям пример. Разгрузив одну из лошадей, я
положил сумку с золотом на две другие, более сильные. Связал лошадей вместе.
С трудом забрался на первую и стал погонять её к ледяной кромке реки.
Хрупкий лёд крошился под её ногами, и она не захотела идти в воду. Я понукал
её, но, сунувшись в холодную жижу, она пятилась назад. Лошади, привязанные
сзади, тоже сопротивлялись, И тогда я впервые рукояткой нагана ударил лошадь
по крутому крупу. Она пошла. Вода была лошадям только чуть выше колен. Но
сильное течение заставило их сопротивляться. У меня от температуры кружилась
голова, и я боялся упасть с лошади. Посередине реки все три лошади вдруг
заупрямились, захрапели, задёргали головами. Сначала я подумал, что там, в
тёмной воде, они почувствовали глубину и стал погонять. Но они ещё яростней
затоптались на месте. Я видел, что на конце хвостов у них образовывается
ледок, почувствовал, что лошади слабнут, и спрыгнул в холодную, парившую на
морозе воду. Взял лошадь под уздцы и, скользя ногами по камням, вывел их на
правый берег. От мороза промокшие ноги стало сводить. Я сдёрнул разбитые
сапоги и хотел выжать воду из своих ветхих портянок, но они на морозе сразу
же заледенели. Тогда я пробежал к скалам босиком по снегу, нарвал сухой
травы и, растерев ноги, обмотал их, надернул сапоги. Подскочив к лошадям, я
сбросил груз, развязал уздечку. Подрагивая шкурой, лошади стали с жадностью
щипать траву, присыпанную немного снегом.
Возле скалы окоченевшими руками я собрал сухой мох, он здесь висел на
скале, как огромные бороды великанов. Я сумел поджечь его. И прямо в огонь
сунул руки. Куча ещё тлела, а я, уже отогрев руки, набросил сверху сухих
веточек, а потом положил большую смолистую коряжину. Пламя рванулось вверх.
Я стал кричать на тот берег. Но люди не шевелились. Тогда я перенёс костёр
под самую скалу, где лежало несколько стволов сухих деревьев. Огонь, крутясь
от ветерка, лизал скалу, прогревалась земля. Из перемётной сумы, снятой с
лошади, достал несколько кусков замёрзшего, как камень, лошадиного мяса.
Разложил их на горячие камни возле костра. Через минуту запах жареного мяса
пополз на тот берег. Люди зашевелились.
Переправа прошла, в общем-то, удачно. Если не считать, что мне второй
раз пришлось лезть в холодную воду. Дело в том, что Мулеков нечаянно на
перекате уронил в воду сумку с моими документами и с этим дневником, который
я сейчас заполняю".