"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

романов или в возню с попугаями и мопсами, что невыносимо для окружающих.
Моя дочь не держит ни попугаев, ни мопсов, но зато завела себе мысленного
возлюбленного, с которым общается так, как с живым мужчиной. В особенности
при луне, вот как сегодня, она бывает до крайности возбуждена, и потому,
дорогой мой, не обостряйте этого состояния; подумайте только, каким бы это
было горем для меня, старика, если бы ее болезнь превратилась из этих
тихих и в общем безвредных бредней в буйное помешательство.
Мюнхгаузен не успел дать отцу успокоительного заверения, так как в
тисовой беседке за Гением Молчания раздался шорох, и оттуда появилась
фрейлейн Эмеренция, слышавшая весь разговор.
- Ах ты, черт! - воскликнул старый барон. - Вот это чисто! - и быстро
удалился в замок.
Эмеренция подошла к Мюнхгаузену и сказала мягким голосом:
- Это обычное явление, что высшие натуры принимаются окружающими за
сумасшедших, и слова моего отца не могут меня обидеть. Да простится ему, и
да будет от меня далека мысль воспользоваться своим правом возмездия и
обратить ваше внимание на его фантазии.
Но все же я у вас в долгу, дорогой учитель, за ту ни с чем не сравнимую
деликатность, с которой вы сегодня два раза удалили меня из комнаты.
Обходительное обращение так ласкает душу. Свою благодарность я выражу вам
предупреждением. Берегитесь учителя, не раздражайте его безумия
замечаниями, которые он может отнести к себе или к своей навязчивой идее.
Я имею основания думать, что болезнь этого человека прогрессирует, так как
он уже варит так называемый черный суп без всякой нужды и спит под
открытым небом на своем шутовском Тайгете - все это признаки внутреннего
брожения. Какое несчастье, если бы он, неожиданно взбесившись (что весьма
мыслимо), заразил отца, и в них проявилась бы исполинская сила
сумасшедших. Мы, нормальные, не только не смогли бы справиться с ними, но
даже спастись от них.
Барышня продолжала:
- В часы, когда я не предавалась чувствительности, я много думала о
безумии и вот к каким выводам я пришла. Всякое безумие есть, в сущности,
болезненная попытка природы расширить возможности индивидуума до
безграничности и дать ему блага, чувства и наслаждения выше тех пределов,
которые ставят ему самоотречение и покорность судьбе. Поэтому
умопомешательство встречается относительно чаще среди низших сословий,
которые многого лишены, и заставляет их воображать себя королями,
императорами, самим господом богом, или обладателями несметных богатств.
Даже боязнь врагов и преследователей, которая часто принимает формы
сумасшествия и которая, на первый взгляд, противоречит моему определению,
на самом деле только подтверждает его. Такие бедные, невзрачные людишки
нередко испытывают скрытое, гнетущее чувство собственной незначительности;
достаточно, чтобы какой-нибудь случай или несчастье потрясло их душу, и
они начинают приписывать себе воображаемую значительность, оспариваемую
кучей тайных врагов, которых рисует им блуждающая фантазия. Поэтому, когда
князья или знатные персоны теряют рассудок, они, наоборот, впадают в
тупоумие и апатию или воображают какую-нибудь глупость, например, что они
из стекла, что у них воробей в голове и т.п. Это вполне понятно: они уже
обладают всем, что может пожелать себе человеческое сердце, поэтому
заболевшая душа должна сосредоточиться на неоформленном или питаться