"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

взрослым, и мне было ясно, что любовь состоит из чувственности,
одухотворенности, сентиментальности, фантазии, эгоизма и
самопожертвования, - значит, из шести элементов, которые я должен был
выработать в себе один за другим.
В этот период моей удивительно непоседливой юности я жил во дворце
одного франконского прелата, который потерял свою епархию в связи с
насильственным переворотом в тамошнем управлении, но сохранил большую
часть своих доходов и потому мог проводить жизнь в полном удовольствии.
Этот старый господин особенно ценил лакомый стол, и мое назначение
заключалось в том, чтобы доставлять ему это наслаждение. Я растапливал
огонь в очаге, полоскал предназначенные для яств сосуды, пускал в ход
машину, к которой был прикреплен вертел, коротко сказать и без обиняков, я
был у прелата _поваренком_, но поваренком философствующим.
Прелат исходил из принципа, что всякая кухарка готовит хорошо только в
первые шесть месяцев своей службы, после чего она начинает распускаться.
Поэтому он менял кухарку каждое полугодие, и я скоро понял, что если я
выдержу у него только три года, то смогу за шесть полугодий изучить с его
кухарками все шесть элементов любви. Ибо в этой кухне был установлен
обычай, что кухарка должна любить поваренка. Следовательно, не могло быть
никаких затруднений.
Подготовительным курсом, как само собой понятно, должна была быть
чувственность.
Барышня хотела подняться, но Мюнхгаузен удержал ее и сказал:
- И теперь ничего не бойтесь, высокочтимая: я не сообщу об этом периоде
моей жизни ничего такого, чего нельзя было бы выслушать даже в пансионе
для благородных девиц. В то время служила на кухне старая Валли, как
говорят, внебрачная дочь Люцинды Шлегель. Челядь называла ее
"сомневающейся", так как, будучи безобразной и поблекшей, она сомневалась
в том, что найдет мужа (*41).
Если ее послушать, то можно было действительно подумать, что она вела
раньше довольно свободный образ жизни, так как выражалась она в
достаточной мере нагло и непристойно. Но кучер, который был в своем роде
зубоскал, утверждал, что он знает ее давно, что она смолоду была уродиной
и уже поэтому чиста от греха. А что до ее непристойностей, то это, как
болезнь у кур, которые кукарекают, не приобретая этими голосовыми
упражнениями ничего петушиного.
В наших отношениях мы соблюдали только кухонный этикет; вряд ли мы хоть
раз пожали друг другу руку. Тем не менее я узнал от нее, что такое
чувственность, т.е. чувство как раз обратное тому, которое я испытывал,
видя и слушая скептическую старуху. Правда, она впоследствии
распространяла слух, будто мы были с нею в нежных отношениях, будто она
называла меня Цезарем (*42), так как мое крестное имя звучало слишком
прозаично, и тому подобные басни, в которых нет ни слова правды.
Чувственность я изучил, таким образом, теоретически. Валли ушла, и
место кухарки заняла Серафина (*43). Она ругательски ругала свою
предшественницу, а про себя говорила, что она воплощенное олицетворение
женственности, на которую Валли была лишь жалкой карикатурой. Она носила
серо-желтую шаль и, к сожалению, уже тоже вступила в "железный век" жизни,
хотя и была взята из Молодой Германии. Удивительно женственное существо
была эта серафическая Серафина. Но ею одною, так сказать, одним выстрелом,