"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

выделились еще отчетливее, чем обыкновенно. - Что касается двухцветности
моих зрительных органов, то это связано с тайной моего зачатия - не
краснейте, сударыня, я больше не буду распространяться на эту тему -
каковая тайна бросает черную тень на целые периоды моей жизни. Как часто
завидовал я поденщику, который в поте лица дробит челюстями твердый кусок
черного хлеба, но зато не лишен сладкого утешения: "Ты создан, как все
люди, и уйдешь туда, где покоятся твои деды". Но я... увы!.. - Впрочем,
прострем завесу над этими безднами. Они глубоки и страшны, бедный
Мюнхгаузен!
Друзья мои, о моем голубом и карем глазе я могу сказать вам только
следующее: соки или субстанции, или материи, или специи... Господи, как
мне начать, чтобы объяснить вам это наглядно, не разоблачая моего так
называемого отца?
Или ингредиенты или зелья...
Знаете ли вы, дорогие мои, что такое смеси?
- Не затрудняйтесь, дорогой учитель, - мягко и сердечно сказала
барышня, - я вас вполне понимаю.
- О, Господи, какое счастье постоянно понимать друг друга без слов! -
воскликнул Мюнхгаузен и по обыкновению поцеловал барышне руку. - Значит, я
могу не говорить дальше об этом предмете и обращусь сейчас же к объяснению
второго феномена, чтобы...
- Но мы теряем от этого! - воскликнули в один голос старый барон и
учитель. - Потому что мы решительно ничего не поняли.
Мюнхгаузен откашлялся и ответил:

Римское I: 0,208 глицерина + 0,558 воды + 1,010 углекислоты, высушенной
при 110o = голубой.
Римское II: 0,035 углекислого натра + 0,312 хлористо-галоидной
водородной кислоты + 0,695 глицерина, высушенного при 108o - голубой,
склонный к потемнению.

- Поняли?
- Да, это уже яснее! - воскликнули барон и учитель. - Тут хоть есть над
чем подумать.
- Итак, довольно о голубом и карем глазе, - сказал Мюнхгаузен. - Что же
касается того, что я зеленею, когда другие люди краснеют, то я приобрел
это свойство в связи с ужасными, трагическими превратностями в любви. Если
для вас не утомительно, то я изложу вам вкратце мои любовные приключения.
- Мюнхгаузен, вы - и любовь, это должно быть нечто величественное! -
воскликнула барышня, сверкая глазами.
- Да, фрейлейн, это было исключительное зрелище, - ответил Мюнхгаузен.
- И потому оно было особенно исключительным, что я занимался любовью не на
авось, как прочие молодые люди, а по определенному плану. С тех пор как я
мыслю, я всегда обладал ясным сознанием; все душевные силы хранились во
мне порознь, как снадобья в аптечных банках; у меня бывали дни, когда я
мозгом выводил умозаключения, воображением рисовал золотые воздушные замки
и в то же время отдавался неопределенным ощущениям. Так мне удалось
создать в себе из отдельных составных частей тот могущественный аффект,
который обычно захватывает людей врасплох, как ночной пожар, и подготовить
себя окончательно для главной страсти своей жизни. Я уже становился