"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

убеждениями прямо в рот, как...
- Как жареный голубь! - вставил старый барон.
- Как облатка святой Екатерины, по крайней мере, по Герресу, - сказал
Мюнхгаузен. - Однажды (это было в герцогстве Дюнкельблазенгейм) возмечтал
я о местном ордене; это не значит, что я вздыхал о нем страстно, но
тщетно. Нет, я реально примечтал его к своему фраку (*38). Тамошний герцог
- добрый старик; образование его ограничивается баснями Геллерта; дальше
этого он не пошел; и вот, в память этой поучительной детской книжки он
учредил орден Зеленого Осла с командорством, с большим и с малым крестом.
Так вот, мне страшно захотелось иметь этот зеленый ослиный орден, ибо
вас в Дюнкельблазенгейме почти что за человека не считают, если вы не
принадлежите к ослам: так для простоты называют там кавалеров этого
ордена. Как-то утром подходит к моей постели мой тогдашний чистильщик
сапог, Калинский, подносит мне фрак, который провисел всю ночь у меня в
спальне, и восклицает:
- Г-н барон, вы за ночь стали ослом.
Смотрю и сам несколько удивлен: действительно, в третьей петлице -
переливчатый бант, и на нем висит крест с любителем чертополоха и девизом.
Выскакиваю из постели и справляюсь в доме, не прокрался ли кто ночью,
чтобы сыграть со мной эту шутку. Но дверь всю ночь была на запоре, до
Калинского никто не приходил.
- Орден налицо; где же заслуги? - спрашиваю я себя. - Есть ли у тебя
какие-нибудь заслуги перед Дюнкельблазенгеймом? Строжайше испытываю свою
совесть и разбиваю главный вопрос на шесть второстепенных.


Но на все вопросы, главные и второстепенные, я принужден был ответить:
нет! У меня не было никаких, решительно никаких, ну просто ни малейших
заслуг перед этим государством. Перед другими государствами у меня были
заслуги, но не перед Дюнкельблазенгеймом. Я ничего не сочиняю.
А орден все-таки был тут. Опять доказательство мистической силы
настойчивого желания. Самое удивительное во всем этом деле, и чего я до
сих пор не мог себе объяснить, - это не то, что я притянул крест своим
желанием, но то, что он, со своей стороны, повлиял на переливчатый бант,
который сам вделся в петлицу. Я попытался развязать узел, но он был так
крепко затянут, что это мне удалось только после больших усилий. И
впоследствии бант продолжал плотно держаться, подобно тому, как в
"Христианской мистике" держалась на кресте Хуана Родригес, не будучи к
нему прибита.
- Ах, если бы мне быть Хуаной Родригес! - пропела барышня.
- Чепуха! - пробурчал учитель.
- В этой книге Герреса, по-видимому, имеются удивительные вещи, -
сказал старый барон.
- Ого, там еще не то расписано! - воскликнул Мюнхгаузен. - У святого
Филиппо Нери так распухло сердце от молитв, что оно проломило ему два
брюшных ребра, а именно четвертое и пятое; святого Петра из Алькантары так
жгло любовное пламя, что снег вокруг него таял и что однажды зимой он
принужден был прыгнуть в прорубь, чтобы охладиться, но лед вокруг него
шипел и кипел, как в котле, поставленном над большим огнем.
- Перестаньте, перестаньте! - взмолился старый барон. - У меня голова