"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

зажили лихорадочной жизнью. Вечером студент занес в записную книжку
следующую заметку:

"Паралич мыслительных функций у ограниченного субъекта, вызванный
трудно переваримым умственным материалом.
Постепенное образование пустоты в мозгу.
Появление в пустоте доминирующей идеи из области классической
древности.
Атомы разрушенного мышления устремляются к этой идее.
Бредовое состояние.
Консолидация бреда.
Навязчивая идея.
В остальном здравомыслящий человек.
N.B. Разработать после каникул".


Месяца три спустя после этих событий учитель, прикрытый одним только
грубым бурым плащом, с молодой елкой в руке появился перед старым бароном,
наслаждавшимся свежим воздухом в своем запущенном французском парке позади
замка. Барон уже знал в общих чертах о том, что случилось с его знакомцем,
и потому отступил на несколько шагов назад, в особенности, когда увидел,
что тот вооружен довольно увесистым еловым стволом. Но учитель улыбнулся
и, точно угадав чужие мысли, положил палицу на землю. Затем он вежливо
поклонился барону и произнес обычное приветствие, причем ни в тоне его, ни
в обращении не прорвалось ничего эксцентричного. Это вернуло барону
смелость, он подошел к учителю и, взяв его за руку, сказал:
- Ну, как поживаете, старый сумасшедший черт? Что вы за штуки
выкидываете, Агезель?
- Агезилай, с вашего разрешения, - мягко и вежливо поправил учитель. -
Я, ваша милость, снова принял свое доброе, честное родовое имя.
После этого барон снова несколько отошел от своего посетителя и робко
взглянул на него со стороны. Но учитель степенно продолжал:
- Я знаю, что вы обо мне думаете, благодетель. Вы считаете меня
сумасшедшим. Но это не так, г-н барон, я не сумасшедший, мне было бы жаль,
если б я находился в этом состоянии, так как тогда вы бы с полным правом
отказали мне в том, о чем я хочу вас попросить. Я владею всеми пятью
чувствами и знаю, что я потомок древнего царя Агезилая, а потому обязан
служить образцом спартанских нравов и спартанской жизни, которая вообще
могла бы стать великолепным коррективом к этой рыхлой, расслабленной,
перемудрившей и софистической эпохе.
Барон спросил, чтобы сказать что-нибудь:
- Правда ли, что вы смещены, господин... господин... Агезилай... так,
кажется, вы себя называете?
- Смещен или, если хотите, выгнан членом училищного совета Томазиусом,
- спокойно ответствовал Агезилай. - Когда я преодолел грамматическую
горячку, которой меня наградила эта адова фонетика, я счел своим долгом
воспитывать вверенных мне сельских отроков в лакедемонском духе. Поэтому я
учил их красть и не попадаться, чтоб развить в них хитрость и смелость,
подстрекал их к ссорам и дракам, чтобы испытать их отвагу, и порол их без
всякой причины три раза в неделю по образцу бичеваний на алтаре Дианы. Моя