"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

Белокурая Лизбет была подкидышем. Однажды, много лет тому назад,
какая-то старуха принесла в замок ящик с пробитыми в нем маленькими
дырочками, передала его слуге и сказала, что близкий друг господина барона
посылает ему этот подарок. В то время как слуга относил ящик в покои
барина, подарок в нем зашевелился и оттуда раздался тонкий писк. Человек
со страху уронил бы ящик, но вовремя оправился и осторожно поставил его на
стол в комнате своего господина. Старый барон приподнял крышку и оттуда,
точно прося защиты, протянула ему ручонки крошечная девочка, не больше
шести недель от роду, завернутая в жалкие отрепья; при этом она бодро
упражняла свою маленькую глотку теми первыми звуками, которые, вступая в
жизнь, издает человек.
Впрочем, под ребенка была постлана вата. Но ни амулетов, ни
драгоценностей, ни крестов, ни запечатанных бумаг, которые бы указывали на
происхождение младенца и без которых ни один уважающий себя найденыш
вообще не может показаться в романе, там не оказалось. Никакой родинки под
левой грудью, никакого выжженного или вытатуированного знака на правой
руке, с которого впоследствии во время сна спустилась бы сорочка, так,
чтобы кто-нибудь, случайно увидев, мог бы спросить: кто и когда? - нет!
ничего, решительно ничего, так что мне самому становится страшно за
развязку.
В ящике лежал серый лист бумаги, уведомлявший, что девочка во святом
крещении наречена Елисаветой. Надпись была неразборчива; по-видимому,
писавший нарочно изменил почерк. Края листа были испещрены буквами,
крючками и каракулями, но, при всем желании, соединить их в нечто связное
было так же трудно, как те значки, которые обыкновенно бывают разбросаны
на кредитных билетах. В эту бумагу был завернут цилиндр с двумя
оптическими стеклами. Барон взял цилиндр, посмотрел в стекло, направил
трубу в пространство, чтобы поймать разгадку, так сказать, налету, но
сколько он ни смотрел и ни направлял, он не видел ничего, кроме голубого
неба и мутно плавающих предметов.
На эти тщетные усилия составить каракули и разгадать секрет при помощи
оптического стекла ушло, по крайней мере, около получаса, во время
которого барон не догадался спросить о подателе лежавшего перед ним
божьего дара. Слуга, глазевший с открытым ртом то на младенца, то на
усилия своего господина, тоже забыл упомянуть о старухе. Наконец, барон
набрел на этот столь естественный при данных обстоятельствах вопрос. Слуга
отвечал, как мог. Его отправили за мошенницей; он гонялся полдня по всем
направлениям, но вернулся несолоно хлебавши, так как и сам не нашел
старухи и не встретил никого, кто бы ее видел.
Между тем в комнату явились старая баронесса, которая тогда еще была
жива, и фрейлейн Эмеренция; барон, еще не справившийся с собственным
удивлением, должен был выдержать натиск восклицаний и вопросов,
посыпавшихся с уст супруги и дочери. Пришла также служанка, и пока господа
обсуждали происшествие, она позаботилась накормить и успокоить все еще
кричавшее дитя.
Когда ребенок притих и, улыбаясь, задремал в ящике, семья уселась
вокруг стола, на котором он стоял, и принялась совещаться о том, что
делать с найденышем. Глава семейства и хозяин замка, безрассудство
которого пасовало разве только перед его непоколебимым добродушием, сейчас
же заявил, что дитя надо оставить и воспитать, как свое собственное.