"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

При этом он бормотал про себя:
- Учитель, пожалуй, еще спятит! Ведь это же была чистейшая, неприкрытая
сатира на Гирзевенцеля, Шмирзегенцеля или как его там зовут. Стихоплетство
и романы разные, это не мое дело... вот природоведение и народоведение,
это так!..
Учитель же сидел молча, красный от гнева. Он, правда, не понял
мюнхгаузенского ответа, но чувствовал, что в нем кроется укол. В этом
отношении с ним нельзя было шутить, так как его самолюбие могло сравниться
разве только с его безграничным пристрастием к нравам древних спартанцев.
Кому не знакомо бремя таких штилей в обществе? Собеседники сидят, как
флот, бессильный шевельнуться среди неподвижного моря. Вяло свисают
паруса; тщетно следят за ними взоры, не раздует ли их, наконец, свежий
ветерок. Но все напрасно! Кажется, что сломалось какое-то колесо в
мироздании и что вся машина вместе с солнцем, луной и неподвижными
звездами внезапно затормозилась. Так и общество, переживающее штиль, в
отчаяньи ищет какой-нибудь мысли, замечания, выражения, чтоб раздуть
паруса беседы. Тщетно! Никакие слова не срываются с уст, не превращаются в
доступный слуху звук. Легенда говорит, что в это время ангел пролетает по
комнате, но, судя по длине этих пауз, такие полеты предпринимаются иногда
и ангелами, которые давно не тренировались. Наконец, кто-нибудь приносит
себя в жертву общественности; он выпаливает какую-нибудь чудовищную
глупость, и чары падают, языки развязываются; весла плещут, паруса шуршат,
судно весело несется по морю искусства, городских новостей, политики,
сообщений о болезнях и здоровьи, религиозных вопросов и карнавальных
балов.
После того как в обществе, о котором здесь идет речь, молчание
продлилось несколько минут и различные аффекты умолкнувших собеседников
превратились в горячее желание услышать человеческое слово, барышня, точно
просветленная добрым гением, внезапно обратилась к Мюнхгаузену:
- Летом все-таки погода всегда бывает лучше, чем зимой.
После этого взрыва всем стало легче дышаться; общество почувствовало,
что чары, тяготевшие над ним после столь продолжительных разговоров о
нашем национальном драматурге, спали. Мюнхгаузен же поцеловал у барышни
руку и заговорил:
- Вы высказали сейчас глубокую истину, сударыня, и я знаю кроме вас
только одну даму, которая твердо усвоила в своей возвышенной душе это
замечательное наблюдение над природой и сообщала его одному поэту каждый
раз, когда он имел счастье с ней встретиться. Несмотря на то, что этот
поэт напечатал несколько произведений, не оставшихся незамеченными,
несмотря на то, что с ним можно было говорить о чем угодно, так как он
интересовался более или менее всем и охотно поучал тому, о чем не имел
понятия, - несмотря на все это, говорю я, эта дама выражает каждый раз,
когда он имеет счастье с ней встретиться, только свое убеждение, что
погода летом бывает лучше, чем зимой.
- Невероятно! - воскликнул старый барон.
- Может быть, невероятно, но это так, - ответил г-н фон Мюнхгаузен. -
Поэт мне друг и заверил меня в этом своим честным словом.
Затем Мюнхгаузен весело продолжал:
- Я хотел сообщить вам несколько кратких сведений о своей семье. Вот
они: так называемый Мюнхгаузен-Враль - это мой дед, если только наше