"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

полковой цирюльник мог их заплести, не будя солдат.
В этот момент случилось следующее достойное изумления событие. А
именно, в кордегардию вошел полковой цирюльник Изидор Гирзевенцель (*12).
- Я не вижу тут никакого чуда, - невольно заметил старый барон.
- Все в природе и в истории связано между собой, - сказал г-н фон
Мюнхгаузен с достоинством. - Прошу внимать мне, не перебивая; чудо следует
по пятам за кургессенским цирюльником Изидором Гирзевенцелем.
- Но ведь этот Изидор не тот же самый?.. - робко спросила барышня.
- Именно тот самый Изидор Гирзевенцель, который с тех пор затопил
немецкую сцену невероятным количеством пьес, - ответил г-н фон Мюнхгаузен.
- Жизнь этого героического человека, происходившего из хорошего, но
захудалого рода в Ольгендорфе, небольшом местечке в Люнебургской степи,
сложилась весьма странно. Драматургом он сделался лишь впоследствии, от
природы же он безусловно был предназначен торговать кожами (*13). Первый
звук, который издал его младенческий ротик, походил на слово: кожа! Ни
деревянные, ни оловянные игрушки не забавляли подрастающего мальчика.
Веселое желто-коричневое ружьецо, стрелявшее горохом, вызывало в нем ужас,
с отвращением отталкивал он от себя изящно сработанную нюрнбергскую
колясочку, невинного рождественского барашка с красными задумчивыми
лакированными глазами; зато взгляд его загорался, когда он, бывало, увидит
плетку, скрученную из пяти ремней, или ему позволят взобраться на
обтянутую кожей лошадку или наденут на него игрушечный патронташ. Позднее
он иногда исчезал на полдня из родительского дома. И где же его находили!
На одном из кожевенных заводов, которые были главными кормильцами города.
Однажды полный юной отваги он даже спрыгнул в дубильную яму, чтобы
попробовать, не сможет ли он еще при жизни привести свою кожу в столь
любезное его сердцу состояние; к сожалению, его вытащили оттуда слишком
рано, так что дубление было проделано только наполовину. Таким образом, не
удалось усовершенствование его покровов, хотя специалисты уверяли, что
после этого опыта он навсегда остался толстокожим.
О, отцы и воспитатели, вы, на чьей священной обязанности лежит
взрастить побеги доверенных вам растений, подойдите поближе и учитесь на
этом страшном примере содрогаться перед тем, что может случиться, если вы
презрите голос природы и заставите ствол, который стремится вправо, расти
налево. Вы не только превратите дерево в жалкого калеку! Нет, оно заразит
и соседние стволы! Паразиты, которые заведутся в гангренозной верхушке,
разнесут опустошение гораздо дальше, чем вы можете рассчитать или
предвидеть!
Изидор Гирзевенцель из Ольгендорфа мог бы стать для Германии таким
кожевенником, какого мы еще не видывали. Возможно, что в глубинах его души
дремали мысли, ниспровергавшие троны и превращавшие дубленую кожу во
властительницу мира. Но отец не понимал сына. Он не понимал чреватых
будущностью томлений духа, который, размышляя над шкурами, квасцами,
дубильной корой, известью и выделкой замши, высиживает открытия.
- Дорус, ты дурак, - сказал суровый отец, - кожа может выйти из моды;
любовь к ближнему сейчас в таком почете, что она способна неожиданно
переброситься и на животных; а откуда ты возьмешь тогда кожу, если каждый
пес и бык будет тебе братом, каждая овца - сестрой, и мы начнем щадить
родственные жизни. Нет, сын мой, ты изберешь ту карьеру, которую я тебе
предназначил.