"Анатол Адольфович Имерманис. Гамбургский оракул ("Мун и Дейли") " - читать интересную книгу автора

Мэнкуп называл своим гостям имена известных журналистов, литераторов,
актеров или просто состоятельных людей, для которых театр был одним из
возможных видов развлечения. Независимо от профессии и состояния, публика
разделилась на две половины: одна явилась в тщательно отутюженных костюмах и
вечерних платьях, другая демонстрировала полное пренебрежение к портным и
парикмахерам.
К своему крайнему удивлению, Мун заметил, что Ловиза собирается сесть
рядом с Мэнкупом.
- Вы ведь участвуете в спектакле?
- Мой выход только в самой последней сцене, - пояснила она, усаживаясь
в кресло.
Мун решительно оттеснил замешкавшегося Мэнкупа и занял его место.
Дейли, применив тот же маневр, пристроился по правую сторону Ловизы. Мэнкуп
саркастически улыбнулся, но ничего не сказал.
- Интересно, что нам преподнесут на этот раз. - Баллин зевнул. - В
прошлый раз на сцене стояло четыре высоких табурета, изображавших бар.
Актеры сидели спиной к зрителям и о чем-то спорили.
- Видите этого толстяка? - Мэнкуп повернулся к Муну. - Он здорово похож
на Штрауса. Это Хэлген, при Веймарской республике студент богословия, при
Гитлере прокурор имперского суда, а при Аденауэре ведущий театральный
критик. Надеюсь, что автор сегодняшней пьесы не погрешит против святынь
нации, иначе ему грозит репутация беспринципного графомана.
Мун посмотрел в том направлении и увидел за массивной спиной
театрального критика знакомое лицо. Это был Фредди Айнтеллер, уголовный
репортер.
В ту же секунду зал погрузился во мрак. На освещенной, почти голой
сцене стояли ничем не покрытый стол и три стула. На одном из них уже
восседал усталый молодой человек в помятом костюме. Усталым движением он
перелистывал папку с документами.
- Не может быть! - Скульптор даже не счел нужным приглушить голос.
Он не был исключением. Публика продолжала разговаривать - кто
вполголоса, кто громко, кто тем свистящим шепотом, который акустика разносит
по всем углам.
- Чувствуется, что ты никогда не играл в футбол во дворе. Неужели я
после всех скандалов и оплеух не сумею отличить настоящее стекло от
бутафорского?
- Ну и что? - спросила Магда.
- Как что! - возмутился Баллин. - Для экспериментального театра это
совершенно новое направление. У них ведь от одного слова "декорации" волосы
встают дыбом. Молодожены должны ложиться прямо на пол, если поставить для
этой цели двуспальную кровать, то это считается профанацией искусства.
Усталый молодой человек на сцене продолжал перелистывать папку с
документами. Временами он что-то отчеркивал воображаемым карандашом,
временами что-то отмечал в воображаемом блокноте, изредка задумывался.
Публику он полностью игнорировал, она платила ему тем же.
- Он играет роль следователя! - шепотом объяснила Ловиза. Она
единственная из всех старалась соблюдать тишину.
- И долго он будет продолжать в том же духе? - спросил Дейли.
- Кто? Вальтер Хильдебранд? - отозвался Баллин. - Однажды толстый
Хэлген спьяна заметил, что молчание Хильдебранда красноречивее воплей