"Явдат Ильясов. Заклинатель змей " - читать интересную книгу авторатаким же темноликим и свирепым. Мать робко, вполголоса, причитала. Ибрахим и
Омар стояли бледные и безмолвные. В голове шумит, и ноги трясутся, и внутри - горячая дрожь. Но когда один из грабителей сбросил с повозки большой зеленый узел, Омар не выдержал, кинулся к нему: - Не трогай! - Тяжелый, - удивился туркмен. - Что в нем? Может, золото, а? - Золото? - подошел к ним предводитель шайки. - Ну-ка... - Развернул узел, встряхнул - и на дорогу с деревянным стуком посыпались темные кирпичи. - Это что? - огорчился разбойник, увидев в странных кирпичах мало сходства с золотыми слитками. - Книги. - Книги? А! - вспомнил туркмен. - Много их мы в Мерве сожгли. - Он нагнулся, подобрал одну, в сандаловой обложке, раскрыл. - Хорошо пахнет! Но что это за чертовщина? Бруски какие-то, черточки, углы, круги. О чем книга? - с любопытством - к Омару. - Может, колдовская, чтоб джиннов на службу вызывать? - Геометрия Эвклида. - Кто такой Уклид, - он мусульманин? - Нет, - ответил Омар, стараясь не смотреть на труп Ахмеда. - Он жил давно, задолго до пророка. Он был румийцем. - И ты читаешь эту дрянь? - Читаю. Но это не дрянь. Одна из самых умных книг на свете. - Как смеешь ты, собачий сын, хвалить сочинение проклятого язычника? В костер твою безбожную книгу! Надо читать коран. - Я и коран читаю, - нашелся Омар. - Я, да будет тебе известно, знаю - Весь коран? - изумился туркмен. - Врешь! - Я никогда не вру. - Тогда прочитай какой-нибудь стих. Омар закрыл глаза, припоминая, - и нараспев произнес звучный арабский стих. Но голос его срывался на каждом слове, и стих прозвучал неверно. За такое дурное чтение наставник в школе избил бы тростью. Однако грабитель не разбирался в тонкостях арабской словесности. Он вообще не знал арабского языка. - И что это значит по-нашему? - "Не засматривайся очами твоими на те блага, какими аллах наделяет иные семейства". Сура двадцатая, стих сто тридцать первый. - Э-э... - У туркмена лоб вспотел. Ощутив в ногах внезапную слабость, он присел на корточки, пораженный не столько смыслом стиха, оглашенного бледным мальчиком, сколько самим мальчиком, его смелостью, памятью и сообразительностью. Свет учености, исходящий от юного перса, слабым отблеском отразился в темных глазах степняка. И, видимо, крохотный лучик невыносимого этого света проник ему в мозг и произвел там смятение. Что-то произошло в его душе, что-то в ней чуть приоткрылось. Он умел драться. Он знал, как лучше отбить удар меча. Он не знал, как отбить словесный удар. Его охватила непонятная тревога. - Что со мною? Захворал, что ли, не дай господь. - Помолчав, он сказал потерянно: - И всю эту кучу книг ты одолел? - Нет. Те дома остались. Эти только начинаю читать. |
|
|