"Явдат Ильясов. Заклинатель змей " - читать интересную книгу автора Когда его, как и всех детей, спрашивали, кем он хочет быть, он, к ужасу
родных, отвечал: "Бродягой". У него был красивый почерк. Он терпеть не мог недомолвок и околичностей и во всем любил точность: в мыслях, словах и делах. Закадычных друзей у него не водилось. Почему-то Омара никто не любил. Даже родная мать. Ибрахим, находя его поздней ночью уснувшим за книгой, говорил со вздохом: "Он, наверное, за книгой и умрет когда-нибудь". Что и сбылось в свое время. Еще до того, как его, семи лет, отвели в приходскую школу, Омар умел хорошо читать и писать, и потому учиться вместе с другими детьми ему было скучно. Он часто отлынивал от уроков, уходил бродить один в окрестных садах. Тем не менее, в десять лет уже знал грамматику, теорию словесности, стилистику и приступил к индийскому счету, к алгебре и геометрии. - Я говорил тебе: он этим кончит, - хмуро шепнул жене краснобородый купчик. - И кто сей злодей? - строго уставился на них имам, заподозрив спутников в каких-то давних и недобрых связях с нечестивцем. - Тот... как его, - смутился купчик, - знаменитый... неудачник... пьяный звездочет... - Он боязливо оглянулся и тихо произнес короткое имя. - О?! - воскликнул потрясенный священнослужитель. - Кто бы мог подумать... - Он самый. - Обернувшись к жене, краснобородый вовсе помрачнел. И жестко изрек: - Пропащий человек! Истинный мусульманин, - возвестил он самодовольно, - должен заниматься полезным, богоугодным делом: торговлей, что? На вино и стихи. Разве стихи к лицу мужчине? Женское занятие. - Он взглянул на жену. - И стихи-то какие? Добро бы о розах да соловьях. Нет, у него они - вредные. Они будоражат человека, заставляют думать, сомневаться. - И он заключил уверенно: - Конченый человек! А пьяный звездочет? Уже у ворот с его лица как ветром сдуло напускную веселость, ее сменила горькая озабоченность. Радоваться нечему! И так всегда: на людях он беспечно смеется, наедине с собой задумчив, угрюм. Если только не рассмешит какая-нибудь забавная мысль, шальное воспоминание. Зачем он пил при них? Путник жалел чалму, деньги были. И нынче ему не хотелось пить. Стар он уже, с ногами все хуже и хуже. Но чем-то надо было досадить наглецам? Чем омываться нам, как не вином, друзья? Мила нам лишь в кабак ведущая стезя. Так будем пить! Ведь плащ порядочности нашей Изодран, залатать его уже нельзя. Ни кражей, ни ложью, ни подлостью их не проймешь: и то, и другое, и третье для них - дело обычное, привычное. Лишь нарушив один из важнейших запретов святого писания, сумеешь возмутить их тупую безмятежность. Ишь, мозгоблуды: бедняку на богомолье сходить - и то грех... Всю жизнь сочиняя стихи, он привык, в поисках слов, строк и рифм, бормотать их себе под нос; и, поскольку, к тому же, он и думал не так, как |
|
|