"Явдат Ильясов. Заклинатель змей " - читать интересную книгу автора

не до тайных пирушек.
С ним перестали разговаривать, отвечать на его приветствия. И кончилось
тем, что однажды в сумерках мимо его головы пролетел тяжелый кирпич, -
мелькнул, ударился об ограду и разбился на куски. Чуть бы еще... и на куски
разлетелась голова Хайяма.
Омара вызвали к старшему шейху-наставнику.
- Не обременяет ли, сын мой, тебя пребывание в стенах медресе? - мягко
спросил почтенный богослов. - Да, тебя? Пребывание? В стенах медресе?
- Разве я плохо справляюсь с делом? - встрепенулся молодой учитель.
- Юноша ты способный. Да, способный. Много знаешь. Много. Но пусть
человек ничего не умеет, не знает и не хочет знать - это не грех. Не грех.
Ты же сбиваешь с толку детей, сообщая им начатки естествознания. Это грех.
Учи их корану: он ниспослан в объяснение всех вещей. Пусть человек не
нарушает обычаев. Пусть он живет тихо, благопристойно, как все. Как все!
Ничего не ищет и не теряет.
- Но тогда, - обозлился Омар, - почему вы именуете его человеком? Это
слизень. Однако даже слизень куда-то ползет, чего-то ищет.
- Вижу, ты здесь не к месту, - сухо сказал богослов.
Конечно, не к месту! Хватит искушать судьбу. Пора собираться в дорогу.
В любой день любой правоверный хам может ударом кирпича погасить звездный
мир в твоей голове. Убьет и не дрогнет, не пожалеет! Наоборот. Будет
считать, что совершил богоугодный подвиг. Только потому, что ты на него не
похож. Потому, что ты, со всей своей необычностью, никак не укладываешься в
его узком цыплячьем мозгу.
- Одумайся...
Старик-богослов с обычной отеческой мягкостью, - как будто не по его
наущению сельджуки истребили в медресе ученых, - взялся было увещать
заблудшего, дабы вернуть беднягу на путь истинной веры.
Но Омар даже слушать его не стал. Ярость трясла молодого поэта! В
голове шумит, во рту пересохло, и совсем он забыл про такую вещь, как
осторожность.
- К чему весь этот разговор! О люди! Не спросясь меня, меня зачали и
произвели на белый свет. И, не спросясь, пичкают нынче всякой премудростью.
Ну, ладно, в детстве, положим, меня надлежало учить читать, писать и
считать. Но я уже взрослый! Теперь-то я уже сам умею видеть, понимать - и
мыслить. Коран - в объяснение всех вещей... Хе! Попробуйте решить с его
помощью хоть одно уравнение третьей степени. Нет уж! Я честно служил
"истинной вере" - пока не узнал, что она ничего не может мне дать, ни уму
моему, ни сердцу.
- Но, кроме ума и сердца...
- Есть желудок? Я о нем не забочусь. Брюхо, конечно, очень важный
орган. Но сердце - выше брюха, пощупайте слева, а выше сердца - голова.
Прощайте. И знайте: я и без ваших мектебов и медресе одолел бы арабскую
азбуку, а нет, придумал бы свою. - Омар поклонился, повернулся и двинулся к
выходу.
- Ах, невоздержан ты на язык, невоздержан, - вздохнул сокрушенно
настоятель. - Так легко в наш век навлечь на себя ненависть тех, кто выше
нас, и так нелегко заслужить их любовь.
- Обойдусь! - резко сказал Омар у порога.
- Гаденыш! Я хотел тебе добра. Погибнешь, ах, погибнешь.