"Явдат Ильясов. Заклинатель змей " - читать интересную книгу авторажгут, я хлопнул раз-другой свою старшую дочку по заду. Понимаешь?! -
вскричал он с пронзительной болью в глазах. - Вторую дочку вот этой рукой, - он дико взглянул на черную руку, - встряхнул за волосы... над землей. Волосики нежные, тонкие. А я ее за них - над землей. Чтоб ей отсохнуть! - Старик Мохамед наотмашь ударил о камень обратной стороной ладони, разбив ее в кровь, и злорадно скривился, довольный болью, как заслуженным наказанием. - Ну, третью не бил. Уж тогда что-то внутри у меня надорвалось. Всего один-то раз и рявкнул на нее, она вся побелела, бедняжка. Будь я проклят! В аду мне гореть. Никогда не бей, хозяин, ребенка, - до последнего часу будешь о том горевать. Где они? Что с ними? Они-то, наверно, если живы, давно уже забыли о тех делах моих паскудных. А я не могу забыть. Ну и страдаю. Да, - Мохамед растер на корявой щеке слезу. - Аллаху, конечно, сверху виднее, что я должен делать, чего не должен. Но я... вот чего не пойму. Султан Махмуд - уж так он был правоверен, истов да неистов, что хоть самому пророку на зависть! Каждое дело его, большое или малое, совершалось только во имя аллаха. Ответь, мудрый юноша, - кивнул старичок Омару, - во имя бога - это во благо тому, кто верит в бога? Или во зло? - Во благо. - Тогда скажите, ученые люди: разве годится во имя правой веры отнимать у правоверных их детей, ломать их жилье? Ибрахим, помолчав, сказал, - не совсем, правда, твердо: - Все совершается по воле божьей. - Конечно, конечно! Кто спорит? Это всякому известно. Однако... все-таки, я думаю, - если, конечно, нам, убогим, не возбраняется думать, - нельзя во имя красоты, к примеру, уродовать чей-то красивый лик. Или - во резко выплюнул его. - Это все равно, что лгать во имя правды. Потому я бунтую. И пью. И буду бунтовать. И пить. Пусть хоть голову снимут. Но ты, хозяин, не бойся: твой дом я не пропью. Хворост в горах собирать и таскать, за деревьями в саду ухаживать, дом в порядке держать, зимою стеречь, рыбу в ручьях ловить, куропаток в кустах - лучше меня человека для этих дел не найдешь. Плата? Хлеб и ночлег. Вино я делаю сам, из хурмы и гранатов. Ну, что, остаюсь? - Оставайся, - кивнул Ибрахим благодушно. - Куда ты пойдешь? Сын у меня любознательный. Рассказывай ему о прошлом. Приучай к мотыге, к труду на земле. Только пить, смотри, не научи. - Что ты, господь с тобою! Он парень, я вижу, толковый, не по возрасту серьезный, пьяницей он не будет. - Дай бог, дай бог, - с надеждой сказал Ибрахим. - У нас в Нишапуре пир каждый день. Ученики медресе - и те пьют тайком от наставников. - А наставники - тайком от учеников, - усмехнулся Омар. День был трудный, ночью Омар долго не мог уснуть. Вышел во двор - услыхал чье-то глухое завывание. Собака? Нет. По Нишапуру он знал, собаки воют иначе. Жутко стало ему! Казалось, на дне котловины, в пруду, всплыл джинн, прикованный цепью к подводной скале, - всплыл и завыл, просясь на свободу. Но цепь крепка. На ней - заклятие... - Ты отчего угрюм? - встретил его наутро в саду Мохамед. Глаза-то у старика... в слезах, красные, как от дыма, под ними мешки. Вином густо пахнет от горного деда. Но голос ласковый: - Плохо спалось? С непривычки. Человек из долины всегда поначалу плохо спит в горах. |
|
|