"Александр Иличевский. Нефть" - читать интересную книгу автора

рукам здешних дельцов. В банях устраивается базар, в нем - торговая суета,
сапожные лавки, парикмахерская, чайхана. Диван-сарай становится рестораном.
Здесь неделю тому назад, накануне отъезда моего брата Пети в Москву, мы
вчетвером (еще с дядей и отцом) вкусно ели жареные потроха. (Мы ели много
еще чего, но ливер помнится особенно: забавно было на шипящей сковороде
среди перченых, накромсанных в масло кусочков разбирать - где легкие, где
печень, а где желудок или почки, - забавная работа по различению: так же
различаются буквы во взвинченной и размешанной борзописи, или капли в море;
по тому же принципу различается в точке ничто, из которого, проклевываясь
стаей, его взрывая, вырываются знаки, несущие вселенную и Различие. На
столе - бутылка вина "Чинар", четыре зеленых столбика минеральной воды
"Бадамлы", блюдо с тархуном, рейханом, кинзой и мелким зеленым виноградом -
блюдо с возможным кормом съедаемого нами барана.)
Безуспешно пытаясь распутать клубок переулков, я случайно оказываюсь на
территории дворца. Густые, влажные, как одышка июля, сумерки; набегающие
волны звона цикад; полная звездной пыли луна.
Чтобы осмотреться, я забрался на плоскую крышу какого-то низкого
дворцового помещения. Внизу рушился в рое огней город. Озеро лунного света,
полоня горизонт, пучась облаком дымки в небо, медленно, как впечатленный
взгляд, размещалось в бухте. На юге, за ящеркой мыса Баилова, моргал маяк.
Я почти успокоился. Раскрыл альбом, чтобы до конца вырвать обиду. Но
ничего не увидел, кроме чистых листов лунного света, трех неудачных эскизов,
каракулей адреса и телефона, - и страницы своего удивления, в котором я
застыл...
Очнувшись, еще раз перелистал альбом, но незнакомое изображение в нем
было только одно: профиль моего впечатления. Лицо ее все время стояло
прозрачно передо мной. Только преломленными его чертами я мог видеть
предметы, ландшафт, прохожих...
Хулиган польстил моей внешности от неумения, но вышло чудо: каким-то
непостижимым образом означилось подобие.
У меня и сейчас хранится этот рисунок. Никакого особенного мастерства в
нем не наблюдается. Некоторые линии для пущей точности передачи проведены
дважды. Профанство очевидно сразу: так школьник забавы праздной ради,
высунув кончик старательного язычка, рисует физиономию одноклассника на
крышке парты.
Но в этом рисунке главным был случай. Так в путанице дадаистических
траекторий иногда чудом проступает точный смысл. Неумелое старание,
немыслимо избежав пародии, проявило случайное подобие образов, которое
поначалу было мною принято за сходство. Сейчас то, что изображает этот
рисунок, похоже на ничто, но при этом остается мне подобным: на нем
изображено мое впечатление.
Заглядевшись на луну и воду, я позабыл об опасности своего
местонахождения. В любую минуту я мог бы оказаться в еще более мерзкой
ситуации, чем та, из которой только что выбрался. Спохватившись, я расставил
в уме вешки ориентиров и вскоре уже вполне представлял, последовательность
каких именно поворотов мне нужно предпринять, чтобы выбраться прочь из
Старого города: и далее руслом сливающихся переулков прорваться на Кривую
улицу и по ней - к набережной, - там, в прибрежном кафе "Ракушка" меня ждал
отец.
Но вода поднималась столбом волнистого света в небо и омывала мутный