"Александр Иличевский. Дом в Мещере" - читать интересную книгу автора

было видно, как мы протяжно смотрим, исчезая, сквозь - из своих двух разных
вечных точек.
Стефанову явно полегчало, и он решил не тратить времени на созерцание.
- Что ж, давайте разговаривать.
Я оживился:
- Мне сегодня ночью снилось прошлое. Это довольно странно, приснилось
все в точности, без прибавленья. Обычно снится будущее или несуществующее, а
тут - словно по кругу пустили.
Стефанов совсем отложил книжку и вытянул желтые руки поверх одеяла.
Из стенного шкафа я вытянул полено и уложил на угли. Береста
закурчавилась, полыхнула - жар был сильный, и чурка зашлась нацело, как
спичка.
- Представляете, снится мне, как мы однажды с Катей на крышу Пашкова
дома лазали. Начало июня, неприкаянный тополиный пух кружил по городу. Мы
шатались полдня по бульварам и под вечер уселись целоваться на каменной
скамейке парапета над Моховой. Здание ремонтировалось. Сложная клетка лесов
обложила устремленный ввысь фасад. Пыльные окна сочились светом, оживающим в
отраженных облаках. По безлюдным тротуарам влачился и вдруг вспархивал пух.
С Каменного моста стадами бесчеловечно мчались автомобили, и казалось, что
город совсем пуст. Знаете, ощущение пустоты всегда обостряется
механистическим движением... Автомобиль - это умаляющая ипостась человека
железная маска. Садясь за руль, человек превращается в химеру, исчезает.
Боль, кстати, в этом смысле - тоже маска...
Катя вдруг поднялась и переступила через низкую решетку в палисадник. Я
не сразу понял, зачем ей это. Довольно долго не показывалась. Вдруг слышу
посвист, а она мне уже из окна первого этажа машет, чтобы я за ней шел.
Я рванулся поверх чугунной решетки, забрался на высокий подоконник, а
ее и след простыл. Внутри - реставрационный разгром, пыль, мусор, вскрытый
пол, ободранные балясины, балки с мочалками пакли в пазах и - вот чудо! -
золотистый свет в высоких окнах плотными клиньями в полумраке течет сквозь
высоченный неф читального зала - и сходится у подножья главной лестницы, на
первом пролете которой стоит она: прямая спина, профиль в ореоле, она
вглядывается в закатный свод лучей - мечтательно и отстраненно, и я
похолодел от потустороннего ее взгляда.
Острое, неподвластное ни телу, ни уму желание подняло меня на свою
пику. Мы взобрались до самых антресолей, по винтовой лестнице пробрались в
купол. Осторожно вылезли на покатую, грохочущую листами железа кровлю и
перебрались за бортик башни. Полнокровный закат царил над Москвой - так что
ни глаз, ни дыханья не хватало. Разводы, перья, складки... Город
оборачивался вокруг и парил над полноводной глубиной впечатления. Мы
онемели. Такое бывает, когда зрение сильнее речи. Впечатленная душа - она
нема, потому-то рай и всеязычен... Закат переваливал через карнизы, просыхая
поверх длинных полос теней. Взгляд продвигался по колено за отливом,
перебираясь бульварами, сквером, дворами, следя по отмелям синеватые
колышущиеся кроны лип, тополей. Над фонарными столбами косяки стрижей
стремглав метались зевками по летучим изломам корма, хватали плавный пух. Мы
уселись на теплые листы кровли. Катя склонилась ко мне - и опрокинула
навзничь поцелуем... Вряд ли мы что-либо соображали, на такой верхотуре. Мы
запросто могли бы сверзиться. Вдруг нога сорвалась с краю, я стал сползать
на коленке и вдруг почувствовал, что проваливаюсь, зависаю. Что сейчас вся