"Илья Ильф, Евгений Петров. Рассказы" - читать интересную книгу автора

эту маленькую слабость. Пусть врут на здоровье. Может быть, им от этого
сделается теплее.
Покамест они говорят, от окон с треском отваливается замазка, потому
что она не столько замазка, сколько простая глина, хотя в ассортименте
товаров значится как замазка высшего качества. Мороз-ревизор все замечает.
Даже то, что в магазинах нет красивой цветной ваты, на которую так отрадно
взглянуть, когда она лежит между оконными рамами, сторожа квартирное тепло.
Но беседующие не обращают на это внимания. Рассказываются разные
истории о холодах и вьюгах, о приятной дремоте, охватывающей замерзающих, о
сенбернарах с бочонком рома на ошейнике, которые разыскивают в снежных горах
заблудившихся альпинистов, вспоминают о ледниковом периоде, о
проваливающихся под лед знакомых (один знакомый якобы упал в прорубь,
пробарахтался подо льдом двенадцать минут и вылез оттуда целехонек,
живехонек и здоровехонек) и еще множество сообщений подобного рода.
Но венцом всего является рассказ о дедушке. Дедушки вообще отличаются
могучим здоровьем. Про дедушек всегда рассказывают что-нибудь интересное и
героическое. (Например: "мой дед был крепостным", на самом деле он имел хотя
и небольшую, но все-таки бакалейную лавку.) Так вот во время сильных морозов
фигура дедушки приобретает совершенно циклопические очертания.
Рассказ о дедушке хранится в каждой семье.
- Вот мы с вами катаемся - слабое, изнеженное поколение. А мой дедушка,
я его еще помню (тут рассказчик краснеет, очевидно от мороза), простой был
крепостной мужик и в самую стужу, так, знаете, градусов шестьдесят четыре,
ходил в лес по дрова в одном люстриновом пиджачке и галстуке. Каково? Не
правда ли, бодрый старик?
- Это интересно. Вот и у меня, так сказать, совпадение. Дедушка мой был
большущий оригинал. Мороз этак градусов под семьдесят, все живое прячется в
свои норы, а мой старик в одних полосатых трусиках ходит с топором на речку
купаться. Вырубит себе прорубь, окунется - и домой. И еще говорит, что ему
жарко, душно.
Здесь второй рассказчик багровеет, как видно от выпитого чаю.
Собеседники осторожно некоторое время смотрят друг на друга и,
убедившись, что возражений против мифического дедушки не последует, начинают
взапуски врать о том, как их предки ломали пальцами рубли, ели стекло и
женились на молоденьких, имея за плечами - ну как вы думаете, сколько? - сто
тридцать два года. Каких только скрытых черт не обнаруживает в людях мороз!
Что бы там ни вытворяли невероятные дедушки, а тридцать три градуса это
неприятная штука. Амундсен говорил, что к холоду привыкнуть нельзя. Ему
можно поверить, не требуя доказательств. Он это дело знал досконально.
Итак, мороз, мороз. Даже не верится, что есть где-то на нашем дальнем
севере счастливые теплые края, где, по сообщению уважаемого бюро погоды,
всего лишь десять - пятнадцать градусов ниже нуля.
Катки закрыты, дети сидят по домам, но жизнь идет - доделывается метро,
театры полны (лучше замерзнуть, чем пропустить спектакль), милиционеры не
расстаются со своими бальными перчатками, и в самый лютый холод самолеты
минута в минуту вылетели в очередные рейсы.

1935