"Камил Икрамов. Скворечник, в котором не жили скворцы (Повесть для старшекласников)(про войну)" - читать интересную книгу автора

"харлей-давидсон". Вовка участвовал в каких-то гонках и часто ездил на нем
без глушителя.
Матишина меня и до войны замечала, потому что я интеллигентный
мальчик. Это потому я интеллигентный мальчик, что моя тетка языки знает.
- Здравствуй, Фриц! Здравствуй, маленький! - Это она мне говорит. -
Вот видишь, как бывает в жизни. Но ничего, все образуется, перемелется.
Я улыбнулся ей изо всех сил и хотел скорей уйти. А она взяла меня за
руку и сказала будто бы мне, а на самом деле всему бомбоубежищу:
- Дети! Почему должны страдать дети! Кто бы мог подумать, что немцы
до этого докатятся! - А сама держит меня за руку, будто это я - немец. -
Подумать только! Народ Гёте и Вагнера, народ, давший миру Маркса и
Энгельса... Фриц! Ведь тебя в честь Энгельса назвали Фридрихом?
- Да, - сказал я и попытался вырвать руку.
Матишина не отпускала.
- Подумать только, что дети, которых родила Гретхен... Ты знаешь, кто
такая Гретхен?
Я не знал. Я смотрел, как мучается в дверях Сережка Байков в черной
каске на белобрысой башке и еще с моей каской в руках. Он страдал за меня.
- Крылов! - вдруг крикнул он на все бомбоубежище, потому что здесь
все, кроме Барыни, говорили шепотом. - Крылов! Бомбы тебя ждать не будут!
Эх, молодец Сережка! И хорошо, что назвал меня по фамилии. Вот что
значит дружба! И Шурка сегодня назвал меня по фамилии, хотя мы учились в
разных классах и даже в разных школах. Это верные друзья. Мы не виделись с
начала войны, но они ни разу не назвали меня Фрицем.
Чтобы из бомбоубежища попасть на черный ход и оттуда на чердак, надо
обежать дом вокруг. У нас дом семиэтажный, на фронтоне лепные украшения -
гипсовые женщины в покрывалах. У женщин прямые носы и вялые руки. Тетка
объясняла, что это не то нимфы, не то наяды, а может быть, музы. К ногам
одной музы кто-то приколотил скворечник, в котором не жили даже воробьи.
В нашем доме была шикарная парадная лестница с удобными ступенями и
лифтом, который не успели достроить в 1917 году. Кроме парадной лестницы,
была еще и черная, и все квартиры имели два выхода - один на парадную,
другой на черную лестницу. По парадной должны были ходить хозяева квартир,
а по черной - прислуга. Однако дом построили к самой революции, и буржуи
не успели в него въехать. По этой черной лестнице хозяева квартир ходили,
когда нужно было вынести мусор, а по парадной - когда отправлялись на
работу или в магазин.
Лестница для прислуги и в мирное время освещалась плохо. Кому нужно
вынести ведро на помойку, может сделать это засветло. Теперь же, в войну,
там была тьма кромешная. Мы торопились, спотыкались, переворачивали ведра,
цеплялись за ненужные вещи, которые жильцы изгоняли из квартир, но
ленились вынести во двор. У входа на чердак я споткнулся о порог и так
треснулся головой о кирпичную трубу, что каска загудела. "Вот она и
пригодилась", - подумал я. Когда мы вылезли на крышу, стрельба шла вовсю.
Это мы еще на чердаке услышали.
Никогда в жизни я не видел такого красивого неба над Москвой. Потом
мы с этой крыши видели салюты в честь наших побед. Мы видели много
салютов, но никогда небо над нами не было таким красивым, чтобы дух
захватывало. Вы не думайте, что от страха, - от красоты. Салют - это,
конечно, красиво, но не так. Допустим, двадцать залпов из двухсот двадцати