"Епископ Игнатий(Брянчанинов). О прелести" - читать интересную книгу автора

употреблял образ молитвы, описанный святым Симеоном, разгорячил воображение
и кровь, при чем человек делается очень способным к усиленному посту и
бдению. К состоянию самообольщения, избранному произвольно, диавол
присоединил свое, сродное этому состоянию действие, - и человеческое
самообольщение перешло в явную бесовскую прелесть. Чиновник видел свет
телесными очами: благоухание и сладость, которые он ощущал были также
чувственные. В противоположность этому, видения Святых и их
сверхестественныя состояния вполне духовны (Святой Исаак Сирский, Слово
55.): подвижник соделывается способным к ним не прежде, как по отверзении
очей души Божественною благодатию, при чем оживают и прочие чувства души,
дотоле пребывающие в бездействии (Преподобный Симеон, Новый Богослов, Слово
о Вере, Доброт., ч. 1.); принимают участие в благодатном видении и телесные
чувства Святых, но тогда, когда тело перейдет из состояния страстного в
состояние бесстрастное. Монах начал уговаривать чиновника, чтоб он оставил
употребляемый им способ молитвы, объясняя и неправильность способа и
неправильность состояния, доставляемого способом. С ожесточением
воспротивился чиновник совету. "Как отказаться мне от явной благодати!" -
возражал он.

Вслушиваясь в поведания чиновника о себе, я почувствовал к нему
неизъяснимую жалость, и вместе представлялся он мне каким-то смешным.
Например, он сделал монаху следующий вопрос: "Когда от обильной сладости
умножится у меня во рту слюна, то она начинает "капать на пол: не грешно ли
это?" Точно: находящиеся в бесовской прелести возбуждают к себе сожаление,
как не принадлежащие себе и находящиеся, по уму и сердцу, в плену у
лукавого, отверженного духа. Представляют они собою и смешное зрелище:
посмеянию предаются они овладевшим ими лукавым духом, который привел их в
состояние уничижения, обольстив тщеславием и высокоумием. Ни плена своего,
ни странности поведения прельщенные не понимают, сколько бы ни были
очевидными этот плен, эта странность поведения. Зиму 1828-1829 годов
проводил я в Площанской Пустыни (Орловской епархии.). В то время жил там
старец, находившийся в прелести. Он отсек себе кисть руки, полагая исполнить
этим евангельскую заповедь, и рассказывал всякому, кому угодно было
выслушать его, что отсеченная кисть руки соделалась святыми мощами, что она
хранится и чествуется благолепно в Московском Симонове монастыре, что он,
старец, находясь в Площанской Пустыни в пятистах верстах от Симонова,
чувствует, когда Симоновский архимандрит с братией прикладываются к руке. С
старцем делалось содрогание, причем он начинал шипеть очень громко: он
признавал это явление плодом молитвы; но зрителям оно представлялось
извращением себя, достойным лишь сожаления и смеха. Дети, жившие в монастыре
по сиротству, забавлялись этим явлением и копировали его перед глазами
старца. Старец приходил в гнев, кидался то на одного, то на другого
мальчика, трепал их за волосы. Никто из почтенных иноков обители не мог
уверить прельщенного, что он находится в ложном состоянии, в душевном
расстройстве.

Когда чиновник ушел, я спросил монаха: "С чего пришло ему на мысль
спросить чиновника о покушении на самоубийство?" Монах отвечал: "Как среди
плача по Богу приходят минуты необыкновенного успокоения совести, в чем
заключается утешение плачущих; так и среди ложного наслаждения,