"Наталья Игнатова. Охотник за смертью" - читать интересную книгу автора

поступил так, как никогда не поступил бы в присутствии зрячего свидетеля,
больно обожгло душу. Будь Альгирдас старше, может, у него хватило бы разума
проявить осторожность, достало коварства сообразить, что даже самый близкий
человек может стать опасным, если ты узнаешь о нем слишком много. Однако в
одиннадцать лет отцам еще верят, верят больше, чем учителям, богам или
собственному опыту. Поэтому он спросил Старейшего: за что погибла их мать?
И узнал, что порой приходится жертвовать теми, кого любишь.
Такова природа власти. Такова судьба властителей. Альгирдас-Паук,
которому суждено было стать правителем своей земли, заново оценил будущее.
И решил, что отец прав. Принесение жертв - закон, обеспечивающий
благополучие тех, кто зависит от тебя. Шесть лет спустя Старейший Альгирдас
преступит этот закон и не пожалеет о преступлении, но тогда,
одиннадцатилетний, он восхищался решительностью отца и не умел полностью
представить себя на его месте.

За десять лет, прошедших после их рождения, мать родила еще шестерых
детей. Пятерых мальчиков и одну девочку - никто из них не прожил и полугода.
Но такое случается: дети умирают так же часто, как старики. И совершенно
напрасно жена Старейшего винила в их смерти своего первенца.
Оржелис сначала пытался убедить ее, потом запретил говорить об этом.
Альгирдас не раз слышал, как они спорили, - у матери хватало дерзости
возражать мужу. И понимал, на что гневается отец. Он-то привык к тому, что
люди его боятся, и кроме мутного осадка в душе никаких неприятностей от
чужого страха давно уже не было. Паук мог постоять за себя, мог обидеть
обидчиков так, чтобы надолго зареклись дразниться, а мог и не обращать
внимания на брезгливый шепоток по углам. Он многое мог, пока еще не стал
Старейшим. А Оржелису приходилось думать не только о себе, не только о жене
или о детях, он отвечал за целый народ. Отвечал, в том числе и перед богами.
И когда родная жена стала винить его в том, что он произвел на свет
нечистого, стала требовать, чтобы Старейший сжил со света своего сына и
наследника, стала каждому, кто желал слушать, рассказывать о том, что Велняс
явился к ним в облике сверхъестественно сильного и подозрительно умного
ребенка, - что оставалось делать?
Если бы она хотя бы не жаловалась всем своим подругам. Если бы ее
обвинения не вышли за пределы их маленькой семьи. Если бы, если бы... что
толку в сожалениях, когда не в человеческой воле отменить уже случившееся?
С ней даже спорить было невозможно. Есть признаки, - Альгирдас знал их
даже лучше, чем отец, лучше, наверное, любого из жрецов, - безошибочно
указывающие на то, что родившийся младенец нечист. И хвала богам, что
обвинения матери коснулись только его и не затронули сестренку, так на него
похожую, не по годам мудрую. И черноволосую... Кто бы объяснил: что это
означает, в чем разница между волосами черными и волосами русыми, или
рыжими - как это, вообще? В Ниэв Эйд учились несколько чернокожих, все
старше Альгирдаса, и Орнольф говорил, что их отдали богам за слишком светлый
цвет глаз, и что на их родине все до единого люди - черные.
Люди разные, да, но что это такое - цвет? Цвет кожи, волос или глаз,
или воды, или листьев и неба? Нет уж, об этом даже думать не стоило.
Достаточно того, что слепой, он был сильнее зрячих. Почти всех.
- Это ты позвал дейве? - спросил он отца.
- Да, - ответил Оржелис.