"Шамиль Идиатуллин. Татарский удар " - читать интересную книгу автора

мужик, Никифоров, и пьет всегда по-крупному, невзирая на больное сердце и
печенку. И помнит все - в том числе и мою обходительность.
Так что при всякой следующей нашей встрече Валерий Палыч хватал меня за
локоть двумя толстыми пальцами и жалобно гудел про то, как хочет к
президенту. А я, загипсовав сочувственную мину, сдерживался, чтобы не
спросить: "Да зачем, блин?"
Никакого желания пойти в пресс-секретари я не испытывал. Отдельный
кабинет, обкомовская клиника и очередь на бесплатную квартиру - штука,
конечно, хорошая. Но, во-первых, очереди дождались немногие. Во-вторых,
спасибо, не первый год в нашем смешном бизнесе, так что насмотрелся на то,
как любая сошка в любом ведомстве, чуть что, вытирает ноги об ответственного
за связь с прессой. А ответственный, только что важный как не знаю кто,
косится на бывших коллег и шепчет сошке: "Да ладно, Рустем Иваныч, ща
утрясем, не кипятись". А сошка: "Ты, пацан, за что деньги получаешь? Что у
тебя вообще за хрень творится? Да я тебя..." Ладно.
И в любом случае: дать оттяпать себе печатный орган, где бы тот ни
находился, - как минимум странно. Оно, конечно, со всяким может случиться -
у некоторых вон вообще ноги нет. Но то ведь случайно, а специально
стремиться искалечить себя... Зачем? Поэтому я всегда относился с брезгливой
жалостью к журналистам, пытающимся вписаться во власть. К Никифорову, в
принципе, это не относилось: попасть на спецпаек и мягкое кресло перед самой
пенсией - это же милое дело. Но мне до пенсии ведь как до Дербышек на
карачках. Так что вопрос я считал закрытым.
Увы, я один - поскольку пресс-службы в последнее время росли, как грибы
в Чернобыле, по две штуки на каждый детсадик. И каждая пыталась ухватить
любого журналиста, до которого дотягивалась. В общем, вскоре мне это
надоело, и я придумал классную отмазку: примерно оценивал дееспособность
вербовщика и самым мягким тоном называл сумму, раз в десять большую, чем тот
смог бы осилить (и раз в двадцать, чем я когда-нибудь держал в руках - а я,
между прочим, два года старостой группы был и стипендии на всех получал).
Вербовщик смотрел с презрением или уважением, но отставал быстро.
Магдиева я ошарашить таким образом явно не мог. Во-первых, все-таки
неудобно. Во-вторых, чревато. Он мог и согласиться с самым извращенным моим
пожеланием - Булкину хватило бы темперамента выкроить бюджет для меня,
ликвидировав пару правительственных департаментов. Да и резервный фонд
президента, между прочим, продолжал существовать и одними только текущими
процентами кормил хоккейную и теннисную команды, а также театр татарской
эстрады и пару приютов. Не говоря уж об основных неафишируемых расходах.
Самому прожорливому пресс-секретарю этих денег тоже наверняка хватило бы. И
что тогда попавшемуся обжоре осталось бы делать?
Поэтому начало встречи получилось для меня форс-мажорным. Магдиев
вылетел навстречу нам из-за дубового стола, как опытный батутчик, и в два
шага покрыл трехметровую дистанцию до открытой нами двери.
Я знал об экспрессивности Булкина, но лично сталкивался с нею впервые -
и был слегка потрясен. Булкин, получивший прозвище от одной из местных газет
частично за имя, частично за высококалорийную внешность (газета потом
прожила месяца полтора, но прозвище прилипло куда крепче, чем менее обидное
"Танчик"), подавлял и размерами, и бешеной энергией, бившей, как вода из
зажатого кулаком фонтанчика. В считанные секунды он горячо поручкался со
мной - но кисть вопреки моим опасениям не раздавил, - осведомился о