"Эдмунд Гуссерль. Кризис европейского человечества и философия " - читать интересную книгу автора

осознается как прорыв и начало развития новой человеческой эпохи, эпохи
человечества, которое теперь хочет просто жить и может жить, свободно строя
свое существование, свою историческую жизнь согласно идеям разума,
бесконечным задачам.
Каждый духовный образ стоит, по сути своей, в универсальном
историческом пространстве или в особом единстве исторического времени по
сосуществованию и последовательности, у него есть история. Прослеживаем ли
мы исторические взаимосвязи, отправляясь, как это необходимо, от нас самих и
наших наций, историческая преемственность ведет нас все дальше от нас к
соседним нациям и так от наций к нациям, от эпох к эпохам. В древности уже
от римлян к грекам, к египтянам, персам и т. д.; конца, конечно, нет. Мы
оказываемся в первобытной эпохе, и нам не избежать обращения к важной и
богатой идеями книге Менгина (Menghin) "Всемирная история каменного века". В
этом процессе человечество открывается как единственная, соединенная лишь
духовными узами жизнь людей и народов со множеством человеческих типов и
типов культуры, постоянно перетекающих друг в друга. Оно как море, в котором
люди и народы - мимолетно образующиеся, меняющиеся и вновь исчезающие волны,
одни завитые богаче, изощреннее, другие попроще.
Между тем при последовательном углубленном наблюдении мы замечаем новые
своеобразные связи и различия. Европейские нации могут быть враждебны друг
другу, но они обладают все же своеобразным всепроникающим и преодолевающим
национальные различия духовным сродством. Они все равно как сестры и дома в
этом кругу сознания. Это сразу проступает, если мы вчувствуемся, например, в
индийскую историчность со множеством ее народов и культурных образований. В
этом кругу тоже есть единство, подобное семейному родству, но оно нам чуждо.
С другой стороны, индийцы нас воспринимают как чужих и только друг друга как
своих домашних. Однако нам недостаточно этого по многим уровням
релятивизирующего сущностного различия сродства и чуждости - главной
категории любой историчности. Историческое человечество делится не всегда
единообразно по этой категории. Это видно как раз в нашей Европе. Нечто
своеобразное заключается в том, что все прочие человеческие группы
воспринимаются как нечто лишь в сравнении с нами, что, если отвлечься от
соображений полезности, их мотивом в непрерывном стремлении к духовному
самосохранению становится все большая европеизация, тогда как мы, если
понимаем сами себя правильно, никогда, например, не индианизируемся. Мне
кажется, мы чувствуем (и при всей его неясности это чувство правомерно), что
наше европейское человечество обладает врожденной энтелехией, господствующей
в изменениях образа Европы и придающей ему смысл развития к идеальному
образу жизни и бытия как к вечному полюсу. Не то чтобы речь здесь шла об
одной из известных целенаправленностей, наделяющих спецификой физическое
царство органических существ, т. е. о чем-то вроде биологического развития
от зародышевой структуры по ступеням к зрелости с последующим старением и
умиранием. Зоологии народов, по сути дела, не существует. Они духовные
единства, у них - и особенно у европейской сверхнации - нет никакого
достигнутого или достижимого зрелого образа как образа закономерно
повторяемого. Душевный состав человечества никогда не был завершен, и
никогда не будет, и никогда не сможет повториться. Духовный telos[1]
европейского человечества, в котором заключен особенный telos каждой нации и
каждого отдельного человека, лежит в бесконечности, это бесконечная идея, к
которой в сокровенности, так сказать, устремлено все духовное становление.