"Павел Хюлле. Вайзер Давидек " - читать интересную книгу автора

заводе, на который наткнулись, выслеживая Эльку, ничто не могло поколебать
нашей уверенности в том, что Вайзер, если б только захотел, мог сделать все.
Но о том, что мы видели в сыром подвале, я еще расскажу. К этому я должен
подготовиться лучше, чем к пасхальной исповеди, когда в страхе перед гневом
Божьим и самим ксендзом Дудаком я записывал грехи и заучивал их наизусть,
как артист перед генеральной репетицией.
Следующий взрыв, вернее, следующее выступление Вайзера состоялось
примерно через неделю и совершенно отличалось от первого. В воздух взлетел
столб сверкающих чешуек, которые опускались на землю очень медленно. Самым
красивым на этот раз было падение - облако не уплывало вверх, как в прошлый
раз, а медленно планировало вниз, оседая на траву и на папоротник, которым
ложбина заросла очень густо. На его листья осела серая пыль, и я не мог
понять, почему вверху все выглядело так красиво, а тут, внизу, сверкающие
минуту назад крупинки напоминали обыкновенную июльскую пыль, которая в то
лето покрывала все липким, грязным слоем.
Вайзера не устраивали составы простые и незамысловатые, с каждым разом
он стремился ко все более утонченным эффектам, и, хотя я понял это только
теперь, через столько лет, так оно, безусловно, и было. В следующий раз,
когда земля вздрогнула от взрыва, мы увидели картину, которая превзошла
самые смелые ожидания. Что это было? Если я скажу, что французский флаг, я
не совру, но не скажу и правду. Если напишу, что напоминало это три
вращающихся вокруг своей оси столба разных цветов, это тоже не будет слишком
точно и не передаст до конца суть дела. Да можно ли вообще передать суть
чего-либо? Боюсь, что нельзя, и потому не пишу книгу, хотя думаю, что ее
следовало бы написать давно. Так же, как книгу о Петре и о том декабре,
когда над городом летали вертолеты, или о наших отцах, которые чуть ли не
поголовно напивались в день зарплаты и, как пан Коротек, поносили Господа
Бога за то, что тот все это безобразие допускает. А тогда, в ложбине, Шимек
ткнул меня в бок и сказал: "Господи, как красиво! - и сразу добавил: - Как
он это делает, жиденок чертов?" Но теперь это не звучало оскорбительно, а
было чем-то вроде грубоватого комплимента, с таким же успехом Шимек мог
сказать "прохвост чертов", и это было бы то же самое, так я чувствовал
тогда, уставясь в небо, на фоне которого вертелись три столба дыма или,
вернее, три вытянутых вертикально облака. Одно белое, как полотно, второе
синее, а третье алое, как плащ матадора, которым тот заманивает ошалелого
быка прямо на смертельный выпад шпаги. Цветные плоскости на этот раз не
смешивались между собой, а только поднимались выше и выше, пока не исчезли
за вершинами сосен.
В тот день, когда мы возвращались глубоким оврагом, ведущим к Брентову,
и Шимек спорил с Петром, что это было: ленты от шляпы или французский флаг,
мы встретили М-ского. Сначала в конце глинистого ущелья замаячил знакомый
сачок для бабочек, а потом мы увидели самого учителя - он бегом преодолевал
крутизну в этом месте откоса, цепляясь руками за плаун. Бабочка, за которой
гнался М-ский, спланировала на траву, так что учитель вытянул шею как мог
вперед и чуть ли не уткнулся носом в плаун. Когда М-ский был уже на середине
склона, бабочка изменила намерения и, сделав над его головой вибрирующее
сальто, упорхнула вниз, мельтеша цветными крылышками. М-ский бросился за
ней, однако, сбегая по крутизне, не смог притормозить и свалился почти нам
под ноги, и мы услышали треск палки, к которой был прикреплен сачок. Но
М-ский не заметил ни нас, ни сломанной палки, так как в сетке трепыхалась