"Павел Хюлле. Вайзер Давидек " - читать интересную книгу авторапружинистым встречным движением и криком, который тонул в грохоте машины.
Да, Элька спровоцировала авиакатастрофу и, одержимая безумством разрушения, заставляла меня, когда я уже возвращался наверх, снова и снова превращать тело в сверкающий фюзеляж и повторять приземление, и не один раз, но в конце концов конструкция стальной птицы не выдержала череды длительных взлетов и падений между небом и землей и свалилась, разбитая, со сломанными крыльями, в кущи дрока, который пах миндалем. Элька вцепилась пальцами в мои волосы, а мне казалось, что я слышу вопли Желтокрылого о гибели мира и его обитателей, и сразу вслед за этим почувствовал кислое дыхание ксендза Дудака из-за решетки исповедальни, когда он не отпускал мне грехи. Но страх и фантазии заглушали друг друга, а единственным голосом был голос Эльки, шепчущей не мое имя, и единственным запахом был запах ее тела, в котором смешались ветер, соль и миндальный крем. Игра вокруг Вайзера была закончена, и я не вышел из нее ни чистым, ни победившим. На следующий день я поехал в Мюнхен, где тоже провел игру, на этот раз со своим дядюшкой, и была та игра сугубо политической. Дядя, когда я уже помыл его машину и постриг газон перед его домом, сел напротив меня и сказал: "Как вы можете там жить?" А я отвечал: "Дядя, ущипни меня за ухо", - и он ущипнул, развеселившись. А я говорил: "Вот видишь, вроде ты и прав, однако вовсе не прав". "Это как же, почему?" - спрашивал он с любопытством, а я в ответ - что, мол, если я действительно существую, в чем он мог убедиться, ущипнув меня минуту назад, то не могу быть каким-то там муляжом или бутафорией. А коль скоро я являюсь частью целого, то и все там тоже не муляж, Польша - не муляж, и вообще, хотя мир больше напоминает бордель, нежели театр, дядя не прав. Да, дорогой дядюшка, сейчас ты уже покоишься в заработки, как тысячи турок, югославов, поляков, не заработать на машину и прочие прелести, а единственной моей целью было встретиться с Элькой и выпытать у нее о Вайзере, а если при случае - в определенном смысле обманывая тебя - я и заработал немного марок, ты, наверно, простишь это своему племяннику. Что было дальше? М-ский вышел из кабинета, держа в руках большие листы канцелярской бумаги. Дал нам по двойному листу и сказал, что теперь мы должны записать все, что рассказывали, простыми словами и подробно. Должны описать все взрывы Вайзера, включая последний, ничего не пропуская, без всяких выдумок и прикрас. Сторож включил дополнительный свет, и нас рассадили подальше друг от друга, будто мы писали контрольную. Я только жалел, что с нашим творчеством не познакомится пани Регина, единственная учительница в школе, которую мы любили бескорыстно. Пани Регина учила нас польскому языку, никогда не говорила об эксплуатации, не кричала на нас и читала стихи так прекрасно, что мы слушали затаив дыхание, как Ордон взрывал редут вместе с собой и штурмующими москалями или как генерал Совинский погибал, защищаясь шпагой от врагов Отчизны. Да, пани Регина, похоже, не слишком заботилась об учебной программе, и сейчас я ей за это благодарен. Но то другая история. Тогда, в школьной канцелярии, я не очень-то знал, как и что писать. Несколько раз начинал предложение и зачеркивал, сознавая полное свое бессилие и отсутствие изобретательности. Каждому, кто хоть раз в жизни находился под следствием, знакомо такое состояние духа. Потому что одно дело - давать показания устно и совсем другое - писать собственной рукой то, |
|
|