"Ричард Хьюз. Деревянная пастушка" - читать интересную книгу автора

уже начинали давать трещины из-за проложенных под ними штреков.
- Когда я был там в последний раз, сразу после войны, дом был уже
объявлен опасным для жизни и его собирались сносить.
- Какое безобразие! - воскликнула Джейнис. - Разве можно так обращаться
со стариной!
- Мне было, наверное, года четыре, а Мэри - лет семь, - продолжал
Огастин, - когда мама повезла нас летом в Холтон, хотя и знала, что сестра
ее не выносит детей, как некоторые люди, например, не выносят кошек. В тот
вечер давали "Медею", и заглавная роль подходила тете Беренис как нельзя
лучше. Ясона играл какой-то хороший актер из Лондона, так же как и старую
няньку Медеи, а все остальные были из местных. Школьная учительница была
корифейкой хора, дворецкий - Креонтом (он с большим пылом обрекал свою
хозяйку на изгнание). Детей Медеи должны были изображать двое шахтерских
детишек из поселка, но как раз в то утро детишки эти заболели свинкой.
Выход из положения был один - обрядить в костюмы Огастина и Мэри (хотя
Огастину туника доходила до лодыжек) и выпустить их на сцену без
репетиции. Собственно, "детям" почти нечего делать в "Медее" - на
протяжении всего спектакля они не раскрывают рта, пока мать не решает их
убить.
- Умирают они, конечно, за сценой: публика слышит лишь детские крики,
несущиеся из дворца, а затем два детских голоска, умоляющих в бессмертных
стихах - но очень кратко - не убивать их. А потом два трупика появляются
на крыше в колеснице, влекомой драконом, и Медея (по воздуху) отбывает в
Афины. Мэри со своими кудрями вполне могла сойти за мальчика, да к тому же
она уже выступала в спектаклях, я же был слишком юн, чтобы понимать, что
такое актерская игра, но решено было, что Мэри в нужную минуту будет меня
подталкивать, а поскольку убиение происходит за сценой, это дает
неограниченные возможности для подсказок.
Собственно, Мэри поручили говорить за обоих, если четырехлетнее
существо не сможет произнести даже двух строк бессмертных стихов, как оно
не может, например, доесть все до конца, даже когда на тарелке лежит
лакомство.
Поскольку няня и ее помощница, служанка Мейбл, сидели в публике,
Огастин находился всецело на попечении Мэри. Всякий раз перед тем, как
вывести своего говорливого братца на сцену, она затыкала ему рот огромной
мятной конфетой, - эти конфеты Мейбл специально выдала для этой цели, - и
строго-настрого наказывала, чтобы он ни при каких обстоятельствах не
произносил ни слова, "как в церкви".
- Да мне тогда и казалось, что я в церкви, только в какой-то особенной,
где вокруг полно разодетых людей, произносящих грудными голосами какие-то
чудные слова, и, кроме того, в церкви ты сидишь на скамье и священник не
может до тебя добраться, а тут я оказался в окружении людей, одетых во
что-то вроде сутан, точно все они священники.
Правда, рядом была Мэри, которая, уж конечно, защитит его, и, значит,
нечего бояться, да и вообще, когда он первый раз очутился во дворе замка
среди всех этих людей, оказалось, что это совсем не так уж страшно - вот
только говорить было нельзя. Пока двое взрослых высокопарно обменивались
репликами, ребенок принялся отыскивать глазами няню или хотя бы какого-то
"обыкновенного" человека... И вдруг увидел Мейбл там, в глубине! Он
помахал ей ручонкой и вытащил изо рта конфету, чтобы ей показать, но тут