"Ричард Хьюз. Деревянная пастушка" - читать интересную книгу автора

он исчез!
Мэри переложила Сьюзен к другой груди.
Любимый брат... Любимый муж... Бедняжка Мэри так любила обоих, так ими
восторгалась, а они только и знают принижать друг друга и в своем усердии
зашли так далеко, что Мэри давно оставила надежду примирить их. Гилберт,
видимо, боится, что Огастин может кончить тюрьмой - конечно, американской
тюрьмой - и потом попадет во все американские газеты! Милый, славный
Гилберт, когда речь идет об ее брате, он становится просто карикатурно
смешон!..
Так или иначе, Огастин явно хочет, чтобы вокруг его особы поменьше было
шума, и _надо во что бы то ни стало остановить Гилберта_!
Мысль эта своей непреложностью так поразила Мэри, что она чуть не
объявила вслух о своем намерении, ток молока у нее от волнения
прекратился, и Сьюзен издала отчаянный рев.



6


В душной полуночной тьме назойливый писк комара звучал все
пронзительнее и звонче по мере того, как комар приближался к лежавшей на
подушке голове. Звук этот проник в сознание Огастина - он заворочался и
проснулся, успев все-таки опередить нахала, собиравшегося полакомиться за
счет его уха.
Во сне Огастина мучил кошмар: его выталкивали на сцену, где шла
незнакомая пьеса, в которой ему предстояло играть какую-то роль, а что
надо говорить и делать, должен был подсказать ему суфлер. Сейчас,
проснувшись, он подумал о том, что сон этот довольно точно отвечает
состоянию, в котором он находился последние четыре месяца между
пребыванием в Сен-Мало и приездом сюда, ибо у него никогда не было
намерения стать отщепенцем и он понятия не имел, как себя в этой роли
вести...


Поздним вечером он прогуливался по набережным Сен-Мало, законопослушный
молодой человек, которого несчастная любовь гнала из страны в страну... И
вдруг - провал, полное отключение памяти и сознания, пока ушей его не
коснулся некий ритмически повторявшийся звук: буль-буль-хлоп,
буль-буль-хлоп, словно вода перекатывается в кромешной тьме, и такое
чувство, будто его заносит на больших качелях вверх, потом низвергает вниз
(и он вместе с ними то выныривал из бездонной пропасти, то вновь
погружался в нее). И в самом деле все вокруг качалось и перекатывалось,
сливаясь и смешиваясь во тьме с перекатывавшейся в его желудке и голове
болью. Грохот и холод, запах смолы и трюмной воды, обдававший его вместе с
запахом дохлых крыс, и хорошо смазанных пулеметов, и открытых банок с
краской, и блевотины, в которой он лежал. Где-то над головой слышно, как
что-то твердое, металлическое стучит по дереву. Боль, и непереносимый
холод, и полный провал в сознании: он что, все еще в Париже? А если нет,
то где? И никого рядом в этом грохоте, в тьме, если не считать окотившейся