"Ричард Хьюз. Лисица на чердаке (детск.)" - читать интересную книгу автора

раздевания можно было проделать без посторонней помощи. Ведь трудность
только в пуговицах: на Полли был "лифчик-корсаж" - нечто вроде
надевавшегося под платье доспеха, к которому с помощью пуговиц или
каким-либо другим способом прикреплялось все, что находилось ниже (резинки
считались вредными). Но сегодня пальчики Полли не справлялись с задачей,
они не одолели даже первой пуговицы, потому что ее внимание было отвлечено
и мысли витали далеко.
Гастин изобрел игру, в которую никто, кроме него, с Полли не играл,
игра называлась "Рыбак Джереми". Небольшой коврик был листом водяной
кувшинки; Гастин садился на него, скрестив по-турецки ноги, и удил с
помощью длинного кучерского хлыста, а Полли была рыбой и плавала вокруг на
животе по полу... Полли начала делать руками движения, отдаленно
напоминающие движения пловца.
- Перестаньте волынить, мисс, - сказала няня без всякой надежды на
успех.
Полли сделала некоторое усилие, после чего еще какая-то часть туалета
свалилась на пол, и она через нее перешагнула.
- Подберите все, милочка, - сказала няня, по-прежнему без всякой
надежды.
- Чинг-чунг! - возмущенно сказала Полли (Огастин заметил как-то раз,
что манера Полли раздеваться, расхаживая по комнате и оставляя повсюду
части одежды, напоминает ему краснокожих, которые, проходя лесом, метят
свой путь зарубками на деревьях, и с тех пор обычай этот стал для Полли
священным).
Прошло несколько минут...
- Очнитесь, мисс Полли, довольно волынить, - сказала няня.
Было сделано еще одно усилие. И так продолжалось до тех пор, пока на
Полли не осталось ничего, кроме плотно облегавшей ее шерстяной фуфайки. В
этом одеянии она остановилась у окна, положив подбородок на подоконник и
глядя сквозь залитое дождем стекло.
Внизу на улице все куда-то спешили люди. Казалось, им не будет конца.
Вот этим-то и был плох Лондон. "Если бы на свете было меньше людей, как бы
всем нам, животным, хорошо жилось", - подумала Полли.
"Нам, животным"? Но для Полли думать, к примеру, "по-кроличьему" было
гораздо привычней, чем думать "по-взрослому", потому что ее мысли
рождались на девяносто процентов из чувств и ощущений, как у животных.
Только с животными могла она дружить на равных; друзей-сверстников у нее
не было, а ее любовь к окружающим взрослым, если не считать Огастина,
неизбежно выражалась скорее в форме привязанности собаки к человеку, чем в
форме привязанности одного существа к другому, себе подобному. Самым
интересным временем суток для нее все еще были часы, проведенные на
четвереньках, и разве хотя бы по своим размерам не была она ближе к
отцовскому спаниелю, чем к самому отцу?! И собака даже весила больше, чем
сама Полли, что становилось совершенно очевидным, когда они качались на
доске...
- Ну, очнитесь же! - сказала няня все с той же безнадежностью в голосе.
- Фуфайку! - Еще одно, последнее усилие, и фуфайка тоже оказалась на полу.
Вода в ванне зажурчала под няниной рукой. - Ну, идите сюда, - сказала
няня, - не то вода совсем простынет.
- Я занята! - негодующе возразила Полли. Она подобрала с пола изюминку