"Ричард Хьюз. Лисица на чердаке (детск.)" - читать интересную книгу автора

чулки - черные бумажные чулки с белыми носками и пятками. Жар камина, пар,
поднимавшийся от круглой цинковой ванны, стоявшей посередине ковра, и
наглухо закрытые окна делали комнату похожей на теплицу, и лицо Полли
блестело от пота. Няня зажгла свет, спасаясь от унылости сумерек, но Полли
желала глядеть в окно: ей было тоскливо, а сеявший за окном дождь и вид
всех этих спешивших куда-то в сумерках людей отвечали ее настроению.
Полли была слегка простужена - это всегда случалось с ней, когда ее
привозили в Лондон! По этой причине ей предстояло сегодня принимать ванну
в детской, чтобы не спускаться по продуваемой сквозняком лестнице в
большую, обшитую красными панелями ванную комнату двумя этажами ниже. К
тому же Полли побывала сегодня у дантиста. Это, по-видимому, тоже должно
было случаться с ней всякий раз, когда ее привозили в Лондон. Дантист
редко причинял ей боль, но он непозволительно глубоко проникал в самые
сокровенные уголки ее рта, высушивал его нежные, влажные ткани струей
горячего воздуха, прихватывал ее влажный язык сухой салфеточкой, засовывал
ватные тампоны ей за щеку, присасывался чем-то булькающим к ее нижним
зубам, и эта штука еще дергала ее за язык... Под конец ей начинало
казаться, что она умрет от засухи во рту, потому что ничто уже не в
состоянии вернуть ему прежнюю влажность. К тому же у нее был заложен нос и
она не могла нормально дышать... Минутами ей даже хотелось, чтобы дантист
сделал ей больно - так мучила ее эта ужасная сухость во рту и мысль о том,
что у нее того и гляди потечет из носа, а она не может высморкаться.
Но особенно тоскливо было Полли от чувства одиночества - а это чувство
появлялось у нее только здесь, в Лондоне! Дома, в Дорсете, она никогда не
чувствовала себя одинокой, потому что в Мелтон-Чейзе было много животных,
с которыми она могла играть, а в Лондоне были только дети.


Казалось бы, в Кенсингтонском саду было сколько угодно Поллиных
сверстников, с которыми ей позволительно было водить компанию. Но все эти
дети были лондонцы или причисляли себя к лондонцам. Они уже объединились в
свои маленькие группы, и никакие уговоры их нянюшек - а нянюшки старались
изо всех сил, ибо нянюшка Полли была рангом выше, - не могли заставить их
принять эту деревенскую девочку в свой круг. Подчиняясь приказу, они мило
улыбались, брали ее за руку и уводили с собой играть, но, оказавшись вне
поля зрения взрослых, тут же давали ей подножку, отчего она летела
кувырком, или брали ее в кольцо и принимались дразнить, пользуясь ее
невежеством по части каких-то таинственных, ими установленных законов и
правил.
Насмехаясь, они называли ее Полли-Ступай-в-Поле, а то и похуже:
Крошка-Полли-Росла-в-Поле. Но как бы ее ни дразнили, слово "крошка" было
особенно непереносимо, ибо Полли только недавно исполнилось пять лет и
воспоминание о яростном освобождении от тенет младенчества было настолько
живо в ее памяти, что самое слово "крошка" обладало, казалось ей,
достаточным могуществом, чтобы повернуть все вспять.
Среди этих детских групп самой избранной и потому самой
недоступно-желанной была "банда Джейни". В "банде" существовало правило:
никто не мог вступить в нее, не "нокаутировав" сначала какого-нибудь
мужчину. Соблюсти это правило было по силам даже самым маленьким детишкам,
так как оно разрешало нападать исподтишка. А тому, кто сумеет не просто