"Ричард Хьюз. Лисица на чердаке (детск.)" - читать интересную книгу автора

повиновения память." А-а-а! вот оно что! Телефонный звонок, труп
ребенка... Он должен дать заключение...
Взор пустых, остекленелых глаз внезапно затуманился, челюсти сжались,
какое-то чувство оживило дряблое лицо. Доктор повернулся к епископу,
вцепился левой рукой в его руку, словно ухватив поводья, горестно
сморщился и выдохнул, давясь слезами:
- Милорд! Это же совсем крошечная девчушка!
Епископ, заинтригованный, повернулся к нему.
- Совсем малютка! - не унимался доктор Бринли. - А я все еще живу, и
_вы_!
Но лицо епископа выражало лишь полное недоумение, и доктор вдруг с
удивлением обнаружил, что его жалостливые слова слабо воздействуют даже на
него самого. Тогда он попробовал снова; теперь, во всяком случае, его
старческий голос дрожал достаточно драматично.
- Совсем крошечная девчушка, говорят, от силы лет шести. И нате же -
умерла. Ну, вот вы, служитель господень, объясните мне, зачем это, почему?
Тут он икнул, расплакался уже навзрыд и опрокинул стакан с виски. Все
головы сочувственно повернулись к нему.
- Полно, полно, доктор, - услышал он слова Главного Управителя. -
Спойте-ка нам лучше "Клементину".



8


Полночь, мы снова в Ньютон-Ллантони...
Тучи наконец стали рассеиваться, выглянула луна, и единственное пятно
света, вобравшее в себя благодаря расстоянию все огни пирующего Флемтона,
потускнело.
В большой гостиной Ньютон-Ллантони ставни не закрывали доверху высоких
полукруглых окон, и струившийся оттуда лунный свет узкими полосами
прорезал мрак. Он осветил бесформенную глыбу упрятанной в чехол огромной
люстры под потолком, отбросил узорные тени на покрытую чехлами мебель и на
затянутые материей старые зеркала на стенах. Он заиграл на еще не
потускневшей позолоте рамы большого, во весь рост, портрета мужчины над
каминной полкой и на слове "Ипр", имени и дате, выгравированных на медной
дощечке.
Он оживил нарисованные блики в глазах мертвого юноши в военной форме,
изображенного на портрете.
Он высветил неясные очертания темной, маленькой, неподвижной фигурки на
большой кушетке напротив камина, ее вытянутые вдоль тела ручки. Заиграл на
белках глаз в узких щелках под полуопущенными веками.
Огастин в своей белой спальне в мансарде под самой крышей пробудился,
когда свет луны упал ему на лицо.
Дом был погружен в молчание. Огастин знал, что во всех ста комнатах нет
ни единой _живой души_, кроме него.
Внизу невесть почему хлопнула дверь. По затылку Огастина пробежали
мурашки, и начатый было зевок невольно оборвался.
Он, так любивший одиночество, почувствовал вдруг неодолимую тягу к