"Нина Храброва. Мой Артек " - читать интересную книгу автора

торжественному дворцу с мыслями, точь-в-точь скалькированными с Виктора
Пальма: я же, действительно, присматривая за ними все время, сама ничего не
увижу и не узнаю... Вот сейчас - уже темно, идти в Гурзуф далеко, а мне туда
так хочется, он ведь тоже пушкинский, этот Гурзуф-Юрзуф. Прихожу в свою
комнату, там сидят вокруг печальной Рузи вожатые.
- Мы тебя ждем! - говорят они мне. - Пойдем гулять.
- В Гурзуф? - с надеждой спрашиваю я.
- Зачем же? В Гурзуф надо идти днем, когда там светло и многолюдно.
Сейчас уже все спят, сейчас лучше в парк, к морю.
Мне делается не по себе: бедные ребята! Но вожатым же никто не
запрещал. А у ребят еще впереди целый месяц. И мы гуляем по лунному парку,
стоим на берегу, смотрим, как в черноте Черного моря дрожит лунная дорожка.
Медленно подходит к половине моя последняя беззаботная ночь.
Мы, стараясь не шуметь и не смеяться по каждому поводу, возвращаемся
через парк. Тут-то парни и дарят мне букет из цветов магнолии. Ахаю, охаю,
упиваюсь запахом, благодарю. В комнате ставлю их в старинную вазу. Тася уже
заготовила "монашки" - тлеющие ветки кипариса на окнах, чтобы москиты не
нападали на Рузю, и говорит нам:
- Спите с приоткрытым окном, только хорошо бы потом, когда ветки
погаснут, его закрыть. Кто-нибудь закроет?
- Конечно, я закрою, - говорит Рузя и засыпает беспробудно. И ее снова
кусают москиты...

Мцыри, июль 1941

- Вставай, вставай, вставай...
Горн спотыкается, обрывается, хрипит. Один из наших вожатых, баянист и
горнист Гена в первый день войны ушел в действующую армию. Где он сейчас?
Жив ли? Где мои друзья детства - Саша Кустов, Женя Паю? Где мои партнеры по
танцам в нарвском клубе "Гармония", который мы панибратски называли
"гармошкой"? Где друзья по Таллинскому Педагогиуму? По ЦК ЛКСМЭ? Что с
мамой, с семьей?
Это первые утренние мысли. Дохожу до мамы - вскакиваю как ужаленная.
Тяжело, невыносимо. Надо бы самой уйти на фронт, так было бы намного легче:
как все. Но пока нельзя, пока даже такая неумеха, как я, нужна в Артеке,
парни один за другим все ушли на фронт, девушки-крымчанки остались с
родителями, нас четверо на триста ребят: Володя Дорохин - старшим вожатым,
Тося, Толя и я - отрядные.
- Вставай, вставай, вставай, - это Боря Макалец, молдавский пионер,
наконец управляется с горном. Пробовал горнить Володя, но при отсутствии
слуха у него такое получалось! Тогда за дело взялась Тося - она и научила
Борю.
Ребята сбегаются на традиционный круг дворянской усадьбы - мы живем под
Москвой, в Мцыри - в бывшем имении бабушки Лермонтова - и уже привычно
быстро строятся. Они повзрослели. Поняли: слезами конца войны не приблизишь.
Надо терпеть, ждать. Позади у нас уже одна эвакуация - из Крыма сюда, в
Подмосковье. Мы начали привыкать к дорожному хозяйству, к еде всухомятку и
тепловатому чаю, к необходимости самим мыть посуду на коду поезда в больших
цинковых продолговатых тазах. Некоторые старшие девочки, помогавшие дома по
хозяйству, справлялись с нехитрым дорожным обиходом легко. Я заметила - наша