"Нина Храброва. Мой Артек " - читать интересную книгу автора

воскресеньям, и женская часть деревни сбегалась к ним как мухи на мед - если
не купить из-за безденежья, так хоть поглядеть. На меня по малолетству
содержимое узлов не действовало. Напротив, я испытывала какую-то трудно
объяснимую неловкость, которую испытываю и теперь при виде торгующих людей.
Поэтому я к этим узлам и не стремилась до тех пор, пока не появилась Лиза.
Она бойко, хоть и с заметным эстонским акцентом, говорила по-русски и ходила
в красной косынке. Национализмом ни в какой форме в нашей деревне никто
никогда не болел, к Лизе отнеслись с симпатией. И было отчего! Лиза в своих
узлах, в свертках кренгольмского миткаля прятала брошюры и листовки,
отпечатанные, вероятно, еще до событии 1924 года, до разгрома компартии
Эстонии, до процесса 149-ти, и язык революции в них был краток, ярок и
неотразимо призывен. Листовки попадали на благодатную почву. В четырех
километрах от нашей деревни проходила советская граница, и с той стороны с
Гавриловской мызы, из такой же сельской местности, как и наша, в начале
тридцатых годов вдруг стал раздаваться ровно в полдень заводской гудок. Из
писем родственников с той стороны мы узнавали - Советская Россия даже в
самых глухих уголках своих встает на путь индустриализации, и небольшая
лесная деревушка Большие Лучки за год-другой стала промышленным городом
Сланцы...
Лиза была кренгольмской ткачихой. Острая на язык, находчивая, она была
великолепным агитатором. Она просто очаровала своих односельчан - и людей
среднего поколения, и молодежь, и нас, детей. Прекратились хождения в нашу
деревню баптистских проповедников и каких-то святых старцев, после Лизиных
речей они стали неинтересны, к ним не шли, а Лизиного появления ждали с
нетерпением. Было одно удивительное событие: Лиза поставила в нашей деревне
спектакль! После водевилей, которые устраивали до революции сельские учителя
и агрономы, чтобы повеселить деревенский люд, Лизин спектакль произвел
полный переворот не только в наших представлениях о сцене, но и в понимании
жизни. Названия пьесы не помню, так же как и ее автора; помню, что пьеса
была советской, и сама Лиза, а также несколько наших деревенских женщин
ходили по сцене маленького народного дома в красных косынках и произносили
огневые монологи.
Много человеческих судеб оборвалось в водовороте войны. Лизу
расстреляли фашисты в первые дни после оккупации Нарвы. Как и многих других
революционеров, оставшихся в Эстонии в подполье...
Благодаря своеобразию нашего географического положения у нас произошло
достаточно своеобразное социальное явление: эстонская работница подготовила
целую русскую деревню к встрече в июне 1940 года с Советской властью.
И вот оно пришло, то необыкновенное лето. Когда мне в дальнейшем бывало
и бывает трудно в жизни, я закрываю глаза и вспоминаю плеск красных знамен
на июньском ветру, рвущиеся из сердца слова революционных песен и огромное
ощущение свободы. И думаю - даже если бы только эти дни были моей
единственной радостью, то все равно ее хватило бы на всю жизнь... Но радости
в то лето рождались ежедневно. Первое комсомольское собрание! Это мы в своей
деревне избрали секретарем нашей комсомольской организации Александра
Кустова, чье имя навсегда вошло в историю сопротивления эстонской молодежи
фашизму. Фашисты расстреляли его за подпольную деятельность. С фотографии в
Нарвском музее на меня вот уже много лет напутственно смотрят его юные
неподкупные глаза... Собрание, на котором меня вдруг избрали секретарем
ячейки профсоюза Трудящихся деревни, и я все лето вечерами выносила на улицу