"Нина Храброва. Мой Артек " - читать интересную книгу авторабыло непривычно и скучно, они зевали, и я, боясь, что они загрустят по дому,
заводила с ними игры или давала свободное время: пусть рисуют, пишут дневники... Теперь с густо исписанных страниц мне укором звучит: "день прошел скучно..." Хорошо, что таких дней было немного. За исключением этих немногих, все военные дни наши дети прожили так мужественно, они так много работали и в таких тяжелых условиях учились, что я испытываю к ним - ко всем, кто был тогда в Артеке, - глубокое уважение. Были в войну детские дома, в которых никак не удавалось установить порядка, о которых теперь люди вспоминают с горечью. У нашей артековской военной очень четко организованной жизни были свои причины, свои корни. Прежде всего, в предвоенные годы в Артек попадали только самые лучшие школьники: отличники, активные пионеры, просто - с точки зрения учителей и школьных вожатых - хорошие, порядочные люди. Я с чувством полной ответственности применяю эти нравственные категории к детям - помните, и у нас в детстве все было как у взрослых, только еще острее, больнее, обиднее в результате малого жизненного опыта, от тонкой кожи, от отсутствия мозолей на душе. Родители, как правило, пристрастны - их дети всегда ведь "самые лучшие". Учителя же знают - дети тоже люди, и уже в первом классе их легко разделить на добрых и недобрых, на честных и хитрых. И - легко объяснить им неправильность поступков и поведения. В общем, хороший внимательный педагог уже в первом классе в силах выправить в ребенке недостатки характера. Надо сказать, что мы в Артеке ничего ребятам не спускали, ни один проступок не проходил без объяснения. Чаще всего это делалось с глазу на глаз, если же худо, доходило до общелагерной линейки. Иногда в нас, - а нам самим было едва за двадцать, - клокотал праведный гнев. Чаще нами руководили соображения чистой педагогики - в той или иной степени у нас у всех была педагогическая подготовка. И в этом последнем случае было жаль ребят - все по той же неизбежной причине: война, они скучают по дому, по родителям, а мы воспитываем их по Песталоцци и Макаренко... Дети обижались, смотрели на нас сердитыми глазами. К счастью, мы только в самых крайних случаях заставляли их просить прощения. Считали так - "попилили" и - будет. На наших педагогических совещаниях я, сама в прошлом нелюбительница извиняться, выступала с речами вроде: "Зачем подвергать ребенка унижению! Заставлять их просить прощения - значит, "воспитывать" либо психологию побитой собаки - ее наказали, а она ластится, либо сознательно прививать равнодушие и превращать слова - извините, пожалуйста - в ничего не значащие звуки". Мои коллеги были со мной согласны. Теперь в письмах, которые я вот уже тридцать пять лет получаю от моих бывших артековцев, читаю: "спасибо за то, что тогда-то и тогда-то вовремя остановили точной фразой: запомнилось на всю жизнь, и теперь вашими словами я предостерегаю своих учеников от непоправимых поступков..." После таких писем на некоторое время исчезает моя вечная зависть к людям, которые выдают зримую материальную продукцию - например, штампуют гайки. Однажды на "Вольта" я два часа стояла у станка молоденькой девчонки-штамповщицы: она прямо взахлеб нажимала на свой пресс, и груда гаек за эти два часа выросла чуть не до макушки девчонки. Она откинулась, отдышалась и сказала мне: |
|
|