"Нина Храброва. Мой Артек " - читать интересную книгу автора

размеренностью и режимом. Я ей завидую и очень люблю ее.
... В тот день, 19 июня 1941 года, назвав мне растущие рядом с нашей
дачей цветы и деревья, Тося сказала вдруг:
- Все! Теперь и мне и тебе пора... - и исчезла. А я, еще не зная, куда
мне пора, чуточку ступила дальше и оказалась лицом к лицу с неведомыми, с
невиданными раньше деревьями. У них плотные темно-зеленые блестящие листья,
несмотря на лазурно-солнечный день в их густоте словно навсегда поселилась
мгла. И эта темно-зеленая мгла унизана большими белыми цветами. Цветы
царственно-неподвижны, листья не шелохнутся, и я догадываюсь, что эти
деревья не шепчут и не шелестят, у них иной способ общения с людьми - они
разливают в воздухе тонкий сильный запах.
- Ты что, магнолию в первый раз видишь? - слышу за спиной голос.
Оборачиваюсь:
- Так это магнолия?
- А-а, ты - эстонская вожатая, - говорит один из парней. - Ну, ладно, и
магнолии, и весь Артек мы тебе еще покажем, а сейчас поторопись к ребятам,
их надо вести на обед.
Мы вместе бежим к дачам, на бегу знакомимся: один из парней -
комсомольский работник из Баку, он тоже приехал сопровождающим с
азербайджанскими ребятами, но на днях уезжает; двое других - отрядные
вожатые Володя Дорохин и Толя Пампу.
Мы ведем ребят обедать в столовую, а столовая находится во дворце.
Белое здание с типично восточными башенками, полукруглострельчатыми окнами и
дверями - наверное, подражание мавританскому стилю - окружено кипарисами,
вдоль стен бордюры пылающих роз. Дворец кажется мне старинным, может быть
времен Гарун-аль-Рашида. Хорошо, что дворец достался детям, и вот они
устроились тут по-хозяйски и украсили дворец своей юностью, смехом, своими
красными галстуками. Веранда, на которой мы обедаем, затенена тентами,
бледные солнечные блики лежат на столовых приборах. Воздух, настоянный на
запахе моря и роз... Странное ощущение - то ли мы все стали персонажами
восточных сказок, то ли мне снится волшебный сон, и вот-вот проснусь и буду
горько жалеть, что это был только сон.
До войны оставалось два дня...
После обеда я увожу ребят в их дачу и рассказываю, что такое
"абсолют" - так артековцы называют послеобеденный час отдыха: должна быть
абсолютная тишина и сон. Я уговариваю их заснуть, прошу не ворчать -
артековский распорядок дня отныне для нас закон. Возможно, они и не заснули
в тот первый день, но закрыли глаза, затихли в ответ на мои уговоры. Я вижу,
как другие вожатые, обойдя палаты, тоже расходятся, и сама убегаю. Чтобы
поглядеть на Артек с высоты, я подымаюсь по тропинке - в сторону Верхнего
лагеря, на Красную поляну. Здесь в гражданскую войну белые расстреляли
красноармейцев. Поляна пустынна, дышит жаром, казавшиеся близкими горы
далеки. Вдруг на взгорке замечаю рыжего мальчишку. Он без майки, подставил
голую спину солнышку и смотрит на меня угрюмо. Что же мне делать? Налицо -
вопиющее нарушение абсолюта, я - как-никак вожатая, но парнишка, во-первых,
не из моего отряда, а во-вторых, - советский пионер: имею ли я право делать
ему замечание? Присаживаюсь рядом, спрашиваю:
- Почему же ты не спишь?
- А вы кто такая, чтобы спрашивать?
- Вожатая.