"Роберт Говард. Чёрный камень ("Чёрный камень")" - читать интересную книгу автора

В следующий миг за ней последовал некто фантастический - набедренной
повязкой ему служила козья шкура, лицо целиком пряталось под маской из
огромной волчьей головы. Столь жуткое сочетание человеческих и зверских
черт достойно горячечного кошмара. В руке этот человек держал вязанку
лапника; в лунном свете поблескивала тяжелая золотая цепь на шее танцора. С
нее свисала цепочка потоньше - видимо, для кулона, но его не было.
Люди неистово размахивали руками и, похоже, кричали вдвое громче. А
чудовищный танцор в волчьей маске выделывал прихотливые коленца и
приближался к Камню. Как только он оказался радом с лежащей молодицей,
принялся хлестать ее лапником, а она тотчас вскочила на ноги и вновь
пустилась в умопомрачительный пляс. Ее мучитель танцевал рядом в бешеном
ритме, повторяя все ее движения да еще осыпая ее обнаженное тело градом
жестоких ударов. Каждый удар сопровождался исступленным возгласом, который
тут же подхватывали остальные. Слово выкрикивалось вновь и вновь, но я не
мог его разобрать, хоть и видел, как шевелятся губы пляшущих; для меня их
голоса слились в один далекий шорох.
Двое кружились в бешеном темпе, а остальные по-прежнему раскачивались
и взмахивали руками. И во всех глазах разгорались огоньки безумия. Все
неистовей и бессмысленней движения танцоров, в них уже нет ничего
человеческого, а старуха завывает и лупит в барабан, как сумасшедшая, и
летят в стороны ошметки лапника.
Молодица уже вся в крови, но удары дьявольской мощи и ярости лишь
придают ей сил, и она вихрем кружится перед Камнем. А желтый дым
протягивает к танцорам зыбкие щупальца, обнимает, ласкает; женщина так и
льнет к нему, кажется, она хочет раствориться, бесследно исчезнуть в
зловонном дыму. Вот она опять на виду, и человек в волчьей маске не отстал
ни на шаг. Наконец - взрыв дикой, первобытной энергии, каскад неистовых
движений, и на самом гребне этой волны безумия она вдруг падает на траву и
хватает ртом воздух, и ее бьет крупная дрожь. Силы иссякли. А человек в
маске все бьет и бьет, ярость его неуемна, и женщина ползет на животе к
монолиту. Жрец (во всяком случае, я счел его жрецом) движется следом в
танце и истязает беспомощную женщину. Та корчится, и я вижу на утоптанной
траве широкую кровавую полосу.
Наконец женщина добралась до монолита и, задыхаясь от боли и
изнеможения, приникла с распростертыми руками и осыпала страстными
поцелуями холодный камень. И эта страшная, отталкивающая сцена слепого
дикарского обожания подействовала на жреца как удар обухом. Он запнулся на
месте и отшвырнул кровавый лапник, а остальные с воем и ревом вцепились
друг в друга зубами и ногтями; клочья одежды полетели в стороны. Длинной
рукой жрец схватил ребенка и выкрикнул имя божества; в тот же миг плачущее
дитя полетело в монолит. На черной поверхности остались комочки мозга.
Холодея от страха, я смотрел, как жрец голыми руками рвет крошечное
тельце и мажет кровью столб, как держит над жаровней истерзанный трупик,
алым дождиком гася пламя, как озверевшие дикари за его спиной восторженно
воют и снова и снова выкрикивают имя своего божества. Потом они вдруг все
распростерлись на земле, а жрец торжествующе воздел кровавые руки. Я
невольно открыл рот, но из горла вырвался не вопль ужаса, а только жалкий
хрип. На вершине монолита восседала огромная тварь, похожая на жабу! Я
видел ее плавные до тошноты черты, они колебались в лунном свете, пока не
состроились в морду. Огромные мигающие глаза отражали бездну похоти,