"Роберт Говард. Чёрный камень ("Чёрный камень")" - читать интересную книгу автора

путешествия я побывал на знаменитом поле Шомвааль, где доблестный
польско-венгерский рыцарь граф Борис Владинов героически, но недолго
сдерживал победоносную армию Сулеймана Великого в 1526 году, когда полчища
турок затопили Восточную Европу. Возница показал мне груду камней на
близлежащем холме - там, по его словам, покоились останки смелого графа.
Мне вспомнился отрывок из "Турецких войн" Ларсона. В очерке "После
стычки" (той самой, в которой граф Борис и его крошечная армия выдержали
атаку турецкого авангарда) сказано:
"Когда граф, стоя на холме у полуразрушенной стены старого замка,
наблюдал за передислокацией своих отрядов, оруженосец принес ему
лакированную шкатулку - ее нашли на теле знаменитого турецкого историка и
летописца Селима Багадура, павшего в этой битве. Граф вынул пергаментный
свиток, развернул, но успел прочесть лишь несколько фраз.
Лицо его обрело меловую белизну, без единого слова он вернул пергамент
в шкатулку, закрыл ее и спрятал под полой своего плаща. И в тот же миг
открыла шквальный огонь замаскированная турецкая батарея, и на глазах
ужаснувшихся солдат стены древнего замка рухнули и погребли отважного
рыцаря. Лишенная командира крошечная армия сопротивлялась недолго,
героических венгров изрубили в куски. Наступили смутные, кровавые времена,
и многие годы никому не было дела до останков благородного полководца. И
теперь селяне показывают проезжим бесформенную груду камней - развалины
замка Шомвааль, под которыми уже несколько веков тлеют кости Бориса
Владинова".
Наконец я добрался до Стрегойкавара. На первый взгляд снулая бедная
деревенька ни в коей мере не оправдывала свою грозную славу. Складывалось
впечатление, будто прогресс решил во что бы то ни стало обойти ее стороной.
Диковинные здания, диковинная одежда, диковинные манеры - Стрегойкавар
безнадежно отстал от времени. Обыватели вели себя гостеприимно, быть может,
оттого, что иностранный гость в тех краях - птица очень редкая.
- Тут уже был один американец, десять лет назад, - сообщил мне
владелец таверны, где я снял комнату. - Задержался на несколько дней.
Молодой совсем, чуток не от мира сего, все глядел в одну точку да бубнил
под нос. Может, поэт?
Я не сомневался, что он говорит о Джастине Джеффри.
- Да, он был поэт, - ответил я, - и сочинил стихи о том, как побывал в
вашей деревне.
- Да что вы говорите?! - с неподдельным интересом воскликнул
селянин. - В самом деле? Должно быть, он теперь знаменит - все великие
поэты чудаковаты в речах и поступках. А уж он-то был первейший чудак.
- Увы, как часто бывает с гениями, львиная доля славы пришла к нему
после смерти, - посетовал я.
- Так он что, преставился?
- В лечебнице для душевнобольных, заходясь криком от ужаса. Пять лет
назад.
- Эх, жалость-то какая, - опечалился хозяин таверны. - Вот бедолага.
Зря он так долго смотрел на Черный Камень.
У меня екнуло сердце, но на лице не дрогнул ни один мускул. Я сказал с
напускной беспечностью:
- Черный Камень? Что-то я о нем слыхал. Если не ошибаюсь, он где-то
поблизости?