"Роберт Говард. Тень Вальгары" - читать интересную книгу автора

прорвали наш строй, и каждый готов был отдать свою жизнь за то, чтобы унести
хотя бы одну из наших. Клянусь Аллахом, они словно собрались на свадьбу! Их
копья разили всех, кто вставал у них на пути, а панцири отражали благородную
сталь наших сабель. Но они начали падать, как подкошенные, как только
заговорили наши кремневые ружья, и вскоре уже только трое из них остались в
седле - князь Маршали и двое его товарищей. Но и тогда от их ударов солаки
валились, словно колосья под серпом. Однако, сам Маршали вместе с одним из
рыцарей погибли - почти у моих ног.
- Остался один, хотя в пылу схватки он потерял свой шлем, а кровь
струилась из пробитых доспехов. Рыцарь бросился ко мне, размахивая огромным
двуручным мечом, и, клянусь бородой Пророка, смерть была столь близко, что я
уже ощутил обжигающее дыхание Азраила на своих губах! Его меч сверкнул в
воздухе, подобно молнии, и я почувствовал страшный удар по шлему, а затем по
плечу. Клинок пробил кольчугу, и из раны полилась кровь. Эта рану я чувствую
до сих пор, особенно она саднит в сезон дожди. Янычары окружили его и
перерезали сухожилия его лошади, и она вместе с рыцарем исчезла под грудой
тел. Оставшиеся солаки унесли меня с поля боя, и я больше не видел того
рыцаря. А вот сегодня я встретил его вновь.
Ибрагим недоверчиво посмотрел на своего повелителя, но не решился
возражать.
- Нет-нет, я не ошибаюсь! Я хорошо помню эти голубые глаза. Рыцарь,
который ранил меня при Мохаче, и есть тот австриец, Готтфрид фон Кальмбах.
- Но, Защитник истинной веры, - не выдержал Ибрагим, - головы этих
поганых рыцарей были выставлены на всеобщее обозрение перед дворцом...
- Я тогда сосчитал их, но не захотел, чтобы на тебя пало обвинение, -
покачал головой Сулейман. - Там была всего лишь тридцать одна голова, и
большинство настолько изуродовано, что я не смог бы их узнать. Я понял -
один из неверных ускользнул, и именно он нанес мне эту рану. Я люблю храбрых
воинов, но наша кровь слишком драгоценна, чтобы какой-то неверный мог
безнаказанно проливать ее на землю, а там ее лакали бы собаки!
Ибрагим отвесил глубокий поклон и молча удалился. Пройдя по широким
коридорам, он вошел в выложенную голубыми плитками комнату, сквозь окна
которой открывался вид на внешние галереи, затененные кипарисами и
охлаждаемые серебряными струями воды из позолоченных фонтанов. Именно туда
на зов Главного визиря и явился некто Ярук Хан, крымский татарин с раскосыми
глазами, спокойный человек в доспехах из лакированной кожи и полированной
бронзы.
- Ну что, старый пес, - молвил визирь, - заметил ли твой затуманенный
кумысом взгляд высокого германского господина в свите эмира Габордански,
того, чьи волосы такие же рыжие, что и грива льва?
- Да, нойон, это тот, кого зовут Гомбак.
- Именно так. А теперь возьми отряд таких же псов, как и ты, и
отправляйся в погоню за германцами. Если привезешь этого человека обратно,
тебя ожидает награда. Лица из посольской миссии неприкосновенны, но тут
особая причина. И неофициальная, - с циничной усмешкой добавил визирь.
- Услышать - значит подчиниться! - с поклоном, таким же глубоким, как
если бы он предназначался самому султану, Ярук Хан покинул комнату второго
человка в Империи.
Посланец возвратился несколько дней спустя, запыленный, обессилевший с
дороги, но без добычи. Глазами, полными жестокой угрозы, смотрел на него