"С.С.Хоружий. Праваславная аскеза - ключ к новому видению человека " - читать интересную книгу автора

Я и не-Я"... связь обнимает полноту определенных различий". Еще немаловажный
момент: решающей сферой, где формируется и испытуется нравственное чувство,
Левинас и Соловьев равно признают сферу страдания. "Лишь чрез страдание ...
существо оказывается в области, где возможна связь с другим", - пишет
Левинас. "Основанием нравственного отношения к другим существам может быть
только со-страдание, а не со-радование или со-наслаждение", - говорит
Соловьев. Примеры было бы нетрудно умножить; было бы плодотворно, в
частности, сопоставить анализ жалости по Соловьеву с аналитикой
ответственности за Другого у Левинаса. И в целом, нельзя не заключить к
явной родственности в их видении всей сферы межчеловеческих отношений. Эта
родственность более глубока и органична, нежели, скажем, с этикой участности
Бахтина, ибо она затрагивает основные нравственные интуиции, сам
нравственный настрой личности. Этика Левинаса, вобравшая опыт Второй мировой
войны, может быть названа, вероятно, самой авторитетной сегодня этической
концепцией; и потому наше сближение говорит, что и при самой решительной
деконструкции роль Соловьева в жизни современной философии не отвечает
набоковской метафоре с портретом провинциального дедушки.


* * *


Но какова в реальности эта роль? Приходит пора подвести итоги,
резюмировать судьбу соловьевского наследия, и это в точности значит -
рассмотреть последний остающийся лик - Соловьев как основатель философской
традиции. Путь этой традиции, русской религиозной метафизики ХХ века,
отлично известен, и нам лишь следует взглянуть на него под соловьевским
углом, понять его отношения с наследием Соловьева. Вопрос этот лишь на
первый взгляд вполне ясен. Да, Религиозно-философский ренессанс, вся
культура Серебряного века стояли на Соловьеве, себя возводили к Соловьеву,
создали культ Соловьева. Но любой культ нуждается в деконструкции, и все ее
тезисы, по сути, уже высказаны выше. Несомненно, Серебряный век широко
подхватил соловьевские идеи, так что ведущие из них выросли в целые
направления. София стала центральным концептом русской софиологии,
всеединство - центральным концептом метафизики всеединства, а
Богочеловечество - центральным концептом христианского эволюционизма,
который вышел далеко за пределы русской мысли. Но при всем том, возвеличив
Соловьева, Серебряный век оказался глух к его трудному опыту и главным
урокам. Соловьев создал учение о Софии, но он отнюдь не завещал строить
учения о Софии. Напротив, его опыт, его урок - в неудаче таких учений, в их
неадекватности существу изначального мистического опыта. Он создал первую
русскую философскую систему, но он отнюдь не завещал строить систем.
Напротив, опыт его пути, его урок - в преодолении системного
философствования, в выходе из его конструкций к предметным разработкам, в
иной философский способ. Однако Серебряный век, превознося Соловьева,
принялся строить философские системы и софиологические учения. Он оказался
наследником худшего, а не лучшего, раннего, а не зрелого в его опыте, следуя
за ним в том, от чего он сам отказался. В главных своих чертах, в общем типе
системная философия Соловьева была устарелой уже при своем появлении - но
именно за нею пошла русская мысль. Напротив, единственная его работа,