"С.С.Хоружий. Праваславная аскеза - ключ к новому видению человека " - читать интересную книгу автора

мире есть только один центр единства законного и традиционного, [и] все
истинно верующие должны объединиться вокруг него" (письмо к Е.Тавернье,
1896). И он убежден был, что в Византии принципы христианства были в корне
искажены, и это негативно сказалось также на русском христианстве.
Отсюда понятно, что его позиции были отчетливо прокатолическими, и, как
известно, в 1896 г. он и формально присоединился к католичеству. Но важно
заметить, что, будучи прокатолическими, эти позиции тем не менее еще далеко
не были католическими. Его софийное учение о Церкви изначально не
принималось католической теологией, и прочие части его софиологии не менее
чужды ей. Мистика Софии и Вечной Женственности достаточно далека от
католической мистики Марии, и в общем типе религиозности мы не найдем у него
много католического. Его индивидуалистская мистика определенно принадлежала
к протестантскому типу, о чем говорит и весь указанный им самим набор
близких к ней учений (см. выше) [1]. Наконец, отношения с православной
Церковью весьма с трудом описуемы, ибо невозможно понять, что же для него
значила принадлежность к ней. В 80-х годах он пишет "Духовные основы жизни",
где с верностью и проникновением описывает православную духовность, жизнь в
православии - как собственные, не чужие духовные основы. В 1896 г. он то ли
покинул, то ли не покинул ее: из того, что он скрыл принятие католичества,
о. Сергий Булгаков заключает, что он желал остаться и в православии,
произведя "церковный эксперимент личной унии" [2]. Но в тот же период он в
письме называет православную Церковь "греко-российской синагогой, правила
которой не для него писаны" и развивает мысли, суть коих в том, что можно
еще чисто внешне принадлежать к этой Церкви, но никак не следует "заявлять
свою солидарность" с ней. Зимой 1896-97 гг. в России проходит перепись
населения, и в этой связи Соловьев сообщает княгине Е.Г.Волконской, бывшей
тайною католичкой: "В графе об исповедании я написал
"православно-кафолического". Разбери, квартальный!". Согласимся, что
разобрать эту ситуацию трудно не только квартальному...
В итоге, как же определить, на каких позициях он стоял и кого
представлял в своей межконфессиональной активности? Стандартный ответ таков:
он пребывал в православии, но вместе с тем глубоко ценил и любил
католичество; и стремясь к их соединению, он дает высокий пример, служит
символом православного экуменизма. Однако из сказанного выступает нечто
иное: мистик протестантского типа, принадлежавший генетически к православию
и теоретически убежденный, что все христиане должны присоединиться к Папе,
т.е. к католичеству. И в этой картине мы сразу же узнаем другой лик
Соловьева, которого здесь раньше отчего-то не разглядели: пред нами -
бездомный странник в межконфессиональном пространстве.
Что могла совершить подобная инопланетная фигура, anima candida, в деле
соединения Церквей, где ситуация определялась сложнейшим, тяжелым
многовековым наследием? Усилия Соловьева были обречены стать попытками с
негодными средствами; и произвольные головные схемы теократических проектов
сменились затем в "Повести об Антихристе" уводом всей темы в
эсхатологическую перспективу. Увод исполнен был возвышенно и красиво, но тут
не осталось уже никаких идей о том, как же строить межконфессиональные
отношения не в последний день, а в нынешней реальной истории. Ирреальность
представлений Соловьева о межконфессиональной проблеме как нельзя ярче
выступает сегодня, когда во всем православном мире нарастает спонтанная,
никем специально не развязываемая, не подстрекаемая волна антиэкуменизма, и