"С.С.Хоружий. Праваславная аскеза - ключ к новому видению человека " - читать интересную книгу автора

противоречия, апории, по-новому ставит темы, указывает острые вопросы, лишь
в форме осторожных гипотез набрасывает ответы... - и так вместо очередного
учения о Софии возникает нечто менее шаткое и эфемерное, что можно
обозначить как Топос Софии - поле, комплекс, узел глубоких и неразделимых
проблем, которые можно эксплицировать и анализировать, однако едва ли можно
до конца разрешить. При этом, самое имя "София" теперь практически исчезает:
обыкновенно его заменяет менее обязывающая "Вечная Женственность".
Соловьевский подход к проблемам, входящим в Топос Софии, имеет ряд
специфических черт. Главная из них - резкий дуализм, раздвоение всех начал,
всей сферы любви и женственности. С каждым из этих начал он связывает не
одну, а две разные стихии, которые противостоят друг другу как возвышенное и
низменное, как прекрасное и мерзкое: в любви он, вслед за Платоном, выделяет
и противопоставляет сферы Афродиты Урании и Афродиты Пандемос, Вечную
женственность противопоставляет тому, что он называет "женская природа сама
по себе" и т.д. Исток этого раздвоения указывается со всей ясностью: это -
пол, а точнее - секс, половое соитие и размножение. Он всегда помнит о
борьбе христианской мысли с дуализмом неоплатоников, которые гнушались
плотью, и он подчеркивает, что только животное соитие, а не сама плоть
предмет его осуждения и гнушения. Сексуальная сфера для Соловьева не просто
низменна, она отравляет низменностью все, что к ней прикоснется, она - само
средоточие, локус низменного в тварном бытии. Соловьев усиленно принижает
секс, выказывает презрение и брезгливость к нему, объявляет ощущение
сексуального как постыдного подлинным определением человека. Столь
пристрастное, задетое отношение к теме непременно имеет жизненную основу:
оно должно иметь корни в структурах личности и психики, должно быть связано
с моделями поведения, возможно, событиями... Одна мемуаристка пишет: "Я
подмечала у Соловьева какое-то нездоровое отношение к деторождению.
Беременная женщина производила на него неприятное впечатление... Мне
чудится, что в Соловьеве была бесполость насильственная или, может быть,
бесполость поневоле, в зависимости от особенностей телесной организации...
Человек этот жил наперекор природе. С самым сильным стремлением к духовному
сочеталось нечто противоположное". В связи с "противоположным" можно
вспомнить свидетельство Э. Радлова о том, как известный Н.А.Любимов
"грозился, что если Соловьев не перестанет задирать его в печати, то он, со
своей стороны, огласит печатно, что тот занимался онанизмом". Материалов
такого рода немало, но требуется отнюдь не сырой набор их, а реконструкция
всего личностного контекста гендерной темы у Соловьева; и эта объемная
задача, где нужен и взгляд психоанализа, покуда не решена и даже не
поставлена всерьез.
Еще важней, однако, понять те выводы и решения, к каким приходит
философ. Благодаря своей "странности", они широко известны, но в силу нее же
они, как правило, были оставляемы без анализа. А между тем, под формой
скупых гипотез у Соловьева развернут впечатляющий Гендерный Проект, набросок
новой конституции всей гендерной сферы. В проекте есть два центральных
мотива: во-первых, образ асексуальной Вечной Женственности и во-вторых,
задача "перерождения человеческой природы", ее переустройства совместным
богочеловеческим действием на принципах, которые Соловьев определяет как
"андрогинизм, духовная телесность и богочеловечность". В образе Вечной
женственности весьма заметно, что этот образ создан не столько теоретическим
разумом, сколько некой личной потребностью; кроме резкой отделенности от