"С.С.Хоружий. Праваславная аскеза - ключ к новому видению человека " - читать интересную книгу автора

вводится она в 7-м ?Чтении о Богочеловечестве, выступает всего лишь одной из
его репрезентаций. Меж тем, для софийного опыта соотношение в точности
обратно: всеединство и другие философские категории лишь по-разному
репрезентируют Софию, отчасти раскрывая, а отчасти скрывая ее, служа, если
угодно, ее учеными псевдонимами. Все эти псевдонимы, и вместе и по
отдельности, заведомо не могли явить Царицу-Софию в том сиянии, с той силою
личного присутствия, какие являла она в Трех Свиданиях. И Рыцарь Софии не
признал построенную им систему достойным выражением облика Подруги Вечной.
Итак, задания оставались, и Соловьев не мог не вернуться к ним. Через
десять лет?он делает решительную попытку въявь, эксплицитно утвердить Софию
на подобающем ей месте в сфере философии и богословия. И эта новая попытка,
что совершается в третьей части книги "Россия и Вселенская Церковь", тут же
фатально увлекает его на скользкий путь ранней его "Софии". Конечно, "жизни
годы прошли недаром", и Соловьев не может уже писать на жаргоне из смеси
гносиса, каббалы и Шеллинга. Но он обнаруживает, что кроме гностического
мифа, уклона в гносис, нет попросту никаких иных путей, чтобы развить
онтологию как софиологию, сделать Софию самостоятельной и центральной
фигурой в бытийной драме. И он volens nolens плетет очередную версию этого
мифа - теософские фантазии о душе мира, о падении Софии, страдном пути ее
восстания и т.д. и т.п. В богословском плане, это приводит его к откровенно
хлестаковской догматике, где София - "субстанция Божественной Троицы",
которая воплощается в троякое Богочеловеческое Существо, его же
"обнаружение" - Христос, "дополнение" - Св.Дева, а "распространение" -
Церковь.?И хотя "Россия и Вселенская Церковь" - самый прокатолический из
всех трудов Соловьева, но третья часть ее звучала столь однозначно, что, как
пишет Сергей Соловьев, друзья-иезуиты обвинили автора в ереси и отказались
от участия в издании книги.
Но снова, в который раз, творческий дух мыслителя осмысливает,
преодолевает и превосходит себя. Как и ранняя система, теософская схема
"России и Вселенской Церкви" оставляется автором и не получает продолжения.
Больше того, им полностью оставляется и само софиологическое направление: во
всем его богатейшем творчестве 90-х годов нет уже никаких софиологических
построений и спекуляций. И то, что эти годы - финальный этап, окончательный
итог его пути, делает данный факт глубоко значимым. По христианскому видению
истории, которое целиком разделял Соловьев, всякий путь, всякая цепь событий
несут смысл свой в своем конце; и потому отсутствие софиологии в финале
творчества Соловьева следует понимать как смысловой итог и урок всего этого
творчества. Смысл софийного пути Соловьева - в финальном отказе строить
учение о Софии.
Отказ от софиологии не был, однако, отказом от Софии, от первоисточного
опыта Трех Свиданий. Напротив, он продиктован был верностью этому опыту,
стремлением найти ему наконец неложное, неискажающее прочтение. Напомним,
что мы заметили о структуре этого опыта: он был лишен сферы испытания и
очищения, не выверялся критериями и рефлексией - и такой опыт не мог быть
достоверной основой для философских и богословских выводов о стоящей за ним
реальности; он не имел нужных свойств ни философского, ни богословского
опыта. Именно к данному заключению и привела Соловьева неудовлетворенность
его попытками развить учение о Софии; но кроме этого негативного итога, он
сумел все же распознать - или, по меньшей мере, интуитивно нащупать -
истинную природу своего опыта - что наконец открывало путь к его адекватному