"С.С.Хоружий. Праваславная аскеза - ключ к новому видению человека " - читать интересную книгу автора

идеализму. При всей грандиозности, в таком задании, в отличие от ранних
гностических спекуляций, не надо видеть налет mania grandiosa. В жизни
философии, как всякой жизни, есть органические ритмы застывания -
обновления, и обновления достигают тут лишь возвратом к истокам, новой
рефлексией на первоосновы философского дискурса. Застывание же типично
выражается в формализации дискурса, господстве отвлеченных догм и
конструкций - и мы видим в ретроспективе, что философское чутье Соловьева
было точным: в европейской мысли его эпохи действительно назрела нужда в
очередном очищении от отвлеченности. Поздней оно было проделано многими
способами и закрепилось в конце концов в формуле "преодоление метафизики".
Итак, соловьевский замысел был оправданным и даже по-своему традиционным; но
столь же традиционным был и корень неудачи: исполнение - не на уровне
замысла.
Ключ к новому способу философствования указан был в переходе от старых,
отвлеченных понятий к новым, названным положительными или религиозными. При
этом, "отвлеченность" философ определил как "гипостазирование предикатов" и
на этом основании признал бытие отвлеченным началом, а сущее -
положительным. Однако любая аналитика понятий - сегодня тут можно сослаться
на Хайдеггера - говорит, что в аспекте отвлеченности, абстрактности сущее
(Seiende, ens, пГгпГЇ пГЇпГ(R)) нисколько не предпочтительней бытия (Sein,
esse, пГгпГЇ пГГпГ(C)пГ(R)пГЎпГ(C)) Отказ от бытия в пользу сущего участняет
онтологию, но отнюдь не снимает отвлеченности, и то, что выдвинул Соловьев,
есть лишь формальный, отвлеченный прием, дающий иллюзорное преодоление
отвлеченности. Для настоящего преодоления, как сегодня известно, нужна была
не формальная, а содержательная трансформация дискурса, его обогащение
новыми измерениями - энергийно-деятельностными или экзистенциальными,
персоналистскими, диалогическими и т.п. Такое преодоление отсутствовало в
системе и начало появляться у Соловьева куда поздней, в разработках 90-х
годов. Это отсутствие содержательной идеи не-отвлеченного сказалось и в том,
что Соловьев не нашел адекватного термина для неотвлеченных начал и прибег к
явно неудачному, "положительные начала": положительные - то же что
позитивные, а позитивная философия резко им отвергалась. Далее, в принципах
построения система никак не выходила из стереотипов отвлеченного
конструирования. Все философские разделы строились по стандартному образцу:
избиралось верховное понятие, некоторый образ Положительного Всеединства,?и
из него триадами, путем дедукции гегелевского типа, изводились понятия
производные. Суммарное целое несло типичные пороки системного
философствования. В нем были широта охвата, богатая система понятий, но в то
же время - эклектика, влияния Канта и Шопенгауэра (которые поздней отмечал
сам автор), Гегеля и Шеллинга (о которых он, напротив, не говорил), а
главное - это целое не достигало своих основных целей. Но, хотя сам Соловьев
уже вскоре отошел от своей системы, в дальнейшем она неоправданно заняла
центральное место в его наследии. Этот дефект рецепции повторится потом с
Флоренским: первое крупное свершение, яркое, но для самого автора только
начинательное, несущее печать раннего несовершенного опыта, - закрепляется в
восприятии его творчества как главное, что связано с его именем, заслоняя
окончательное и зрелое.
С софийными заданиями обстояло не лучше. София не заняла в системе
места премирной царицы - владычицы, хотя именно этого требовал мистический
опыт. Центральное и верховное место заняло всеединство, София же, как