"С.С.Хоружий. Праваславная аскеза - ключ к новому видению человека " - читать интересную книгу автора

характернейшая черта модели поведения философа. Далее, мистико-аскетический
опыт холистичен, он включает и телесный аспект, причем дискурс тела также
интегрируется в единую организацию опыта. У Соловьева же разрыв мистики и
аскезы порождает и в этом аспекте момент разрыва: своего рода разрыв
личности и естества. Естество его, покинутое вне делания, что поглощало душу
и дух, но третируемое бесцельной и беспорядочной аскезой, расшатывалось,
приходило в дисгармонию с целым - и вот, будучи отроду наделен отличной
физикой организма, он к сорока годам имел эту физику в руинах, выглядел
вдвое старше чем был и не мог работать без помощи красного вина... Но
дискурс тела у Соловьева, в плане и творчества, и личности, - глубокая тема,
сулящая неожиданности, и мы к ней еще вернемся, обсуждая судьбы Софии.
Итак, за сырым опытом видений у Соловьева следуют тут же выводы из
него, философское и богословское истолкование. Ущербная структура опыта не
может не сказаться на этом истолковании: отсутствие установки очищения и
углубления опыта характеризует уже и качество мысли. Мысль очарована и
разгорячена, прельщена представшим видением, и она уверена, что в нем ключ
ко всем тайнам мира и бытия. Под этим импульсом она начинает возбужденно,
неудержимо двигаться, чертить схемы, строить конструкции мироздания,
теогонии и космогонии... Поскольку же мысль здесь не занимается собой, она
строит из готовых материалов, беря их повсюду и, в первую очередь, из
предшествующих построений того же рода. В итоге, первым претворением
софийного опыта Соловьева оказывается глобальное схемостроительство или, как
он выразился, "синтез всех религий и синтез религии, философии и науки".
Языком этого претворения служат каббала, гностицизм, поздний Шеллинг, а
историкокультурным контекстом - вся маргинальная, парафилософская аура
европейской мысли - натурфилософская мистика Ренессанса, герметизм,
оккультизм, масонство... - и сам Соловьев вполне адекватно именует этот жанр
мысли, отделенный от большой философской и богословской традиции, теософией.
Большая философская традиция оказывается почти в стороне, поскольку уровень
рефлексии в целом не достигает ее, а большая богословская традиция -
поскольку она не может отвести желаемого места Софии.
Таковы первые деконструирующие выводы. Мы вгляделись в софийный лик - и
нашли, что в его истоке - нечистый опыт, генерирующий возбужденную стихию
второсортной эклектической мысли. Как опытный феномен, софийная мистика
Соловьева принадлежит к маргинальной визионерской линии, в корне
расходящейся и с православной исихастской традицией, и со всей христианской
церковной мистикой; как философский феномен, она развивается в элементе
поверхностного схемостроительства, с "каббалистически-гностической и
теософско-оккультной настроенностью" (А.Ф.Лосев). Однако на протяжении пути
Соловьева лишь свойства самого опыта остаются неизменны, тогда как в
претворении опыта происходит огромное развитие.
Ранняя схематически-гностическая транскрипция опыта очень скоро
сменяется другой, и эта смена - принципиальный рубеж: здесь происходит
рождение философа. Удивительно быстро, за два-три года, на свет появляется
триада, в которой заключена полновесная философская система Соловьева:
"Философские начала цельного знания" - "Чтения о Богочеловечестве" -
"Критика отвлеченных начал". Недостаточно видеть в этом явлении лишь новое
прочтение софийного опыта, новый род служения Рыцаря Софии. Здесь выступает
новый лик его образа, нераздельный с софийным ликом, и все же с ним (вопреки
этимологии!) неслиянный: лик философа. Философский дар Соловьева проявлялся