"С.С.Хоружий. Праваславная аскеза - ключ к новому видению человека " - читать интересную книгу автора

* * *


Итак, перед нами лик Рыцаря Софии: символ верного, без страха и упрека,
служения. Определение подобного символа дает тот предмет или алтарь, коему
воздается служение - и таким образом, этот первый и главный лик Соловьева
обращает нас к проблеме Софии. О ней после Соловьева говорилось в изобилии
и, в частности, представлено было достаточное число деконструирующих
подходов. Поэтому здесь нет нужды отыскивать принципы деконструкции, но
требуется скорей осмыслить разнообразные деконструирующие аргументы в их
единстве. Мифологема Софии сложна и многоаспектна как в своей пройденной
истории, так и в своей смысловой структуре. В полной мере эту сложность
наследует и проблема "София у Соловьева". При самом беглом анализе
необходимо выделить не менее чем три плана или измерения проблемы: план
богословско-философский (в свою очередь, имеющий сложное строение) - план
лирико-художественный - и план личный, опытный. Начать следует с последнего,
ибо лишь на его основе возникают все остальные планы.
Опытная основа софийного служения и учения Соловьева представлена им с
обезоруживающей простотой в "Трех свиданиях", которые он сам назвал
"маленькой автобиографией". Пред нами три духовных события, и все три суть
мистические видения, имеющие характер встречи с Божественным Существом в
женском облике. Это - безусловное ядро духовного опыта философа, питающий
источник всей его внутренней жизни: "Трех видений оказалось достаточным,
чтобы наполнить содержанием все существование мыслителя", - пишет Евгений
Трубецкой. Эти кульминации софийного опыта определяют его суть и смысл, его
мистическую природу, но, разумеется, не исчерпывают его во всем объеме.
Вслед за поэмой, к опытным фактам отнесем и текст "София", написанный по
свежим следам третьего свидания. Здесь элементы диалога - отчасти
литературная форма, но отчасти и плод актуальной диалогической ситуации, где
диалогический партнер - то же Существо, София, и реальность его присутствия
свидетельствуется вторжениями медиумического письма. Истинная форма и мера
диалогичности заведомо неустановимы, однако неоспоримо, что в тексте
заключен опыт присутствия и встречи, под действием которого письмо обретает
специфические черты письма-в-присутствии. Далее, существует еще набор
свидетельств об отдельных фактах мистического опыта, в письмах или передаче
мемуаристов. Набор этот не столь велик, и факты уже не относятся
непосредственно к Софии. Напомним лишь два момента. Во-первых, имеется
сообщение Веры Пыпиной-Ляцкой о том, что Соловьев рассказывал, как в Египте
он посещал отшельников-аскетов, "на себе проверял их мистические экстазы.
Хотел видеть знаменитый Фаворский свет и видел". Это - единственное
сообщение о причастности философа к опыту исихастской аскезы, но при всей
важности, оно абсолютно одиноко, не имеет никаких подтверждений и не
согласуется с подробно известной картиной пребывания Соловьева в Египте.
Во-вторых, почти все прочие факты принадлежат периоду после Трех Свиданий и
носят характер видений демонических, явлений уже не светлых, а темных
духовных сил. "Часто бывали у него видения черта", - пишет Сергей Соловьев.
Эта фактическая канва говорит, что на всем протяжении своего пути,
Соловьев - человек напряженной мистической жизни, с явным даром и
расположенностью к сверхчувственным восприятиям. Здесь, прежде всего, и